В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
– Аня, но я сам-то не крещеный, даже не верующий, ты же знаешь, – вздохнул Михаил, не отказывая в просьбе, но и не соглашаясь. – Как я смогу делать то, что должен делать крестный? А вообще, что он должен делать-то?
– Ну, помогать с воспитанием, прививать духовные ценности, мораль и всякое такое, с чем ты справишься на раз-два, – вместо жены ответил Ярослав, помешивая суп на плите, а Анна кивнула, подтверждая его слова. – Мне же ты помогаешь столько лет. И с ребенком справишься.
– Да и вообще, должность номинальная, – тихо рассмеялась Аня. – Крестной мамой будет моя сестра, так что логично выбрать крестного отца со стороны Славы.
– Почему не кто-то из твоих братьев? По аналогии, – пожал плечами Михаил, поворачиваясь к другу.
Быть выбранным на роль крестного за твои «моральные качества» – это одно, а вот быть «логичным выбором» – совершенно другое.
– Я давно с ними близко не общаюсь, только с сестрой, сам знаешь. С тех пор, как я окончательно бросил якорь в городе, а не вернулся в деревню, они считают меня зазнавшимся мажором, не имеющим понятия о долге, о благодарности и так далее. Да и в принципе, вся семья поддерживает политическую атеистическую идеологию, поэтому против церкви и крещения. Так что то, что они – там, а я – тут, меня устраивает. И я не хочу как-то менять сложившуюся ситуацию, – с пренебрежением в голосе сказал Ярослав. – Так что мне… То есть нам будет приятно, если ты станешь частью нашей семьи!
Михаил осмотрелся в кухне Смирнитских. Их молодой семье дали малюсенькую двухкомнатную квартиру, когда Аня забеременела. Ремонт был сделан чуть ли не из подручных материалов, мебель и предметы быта собраны по друзьям-приятелям и родственникам. Жить можно, даже уютно, но уж точно не зажиточно. В общем и целом, жизнь работника завода и учительницы младших классов с большой натяжкой можно было считать жизнью мажоров. Хотя, смотря кого с кем сравнивать.
Родственники Славы были довольно странными людьми. Михаил видел их всего однажды, в далеком 1970 году, но ему этого раза хватило, чтобы составить о них весьма полное впечатление. Братья у Ярослава были, мягко говоря, странными и агрессивными, скорее всего унаследовав это от их отца. Миша всерьез думал, что мать Славы его «нагуляла» на стороне – так сильно он отличался от остальной своей семьи. А с одним из старших братьев Ярослава – кажется с Борисом – Гайдук даже чуть было не подрался! Так что из всех Смирнитских, Михаил нормально мог общаться только со Славой и его младшей сестрой Галиной. Да и с ней какое там общение? На последних курсах медицинского не особо до общения со старыми друзьями брата, тут бы за своей жизнью уследить да все успеть!
– Ты покурить не хочешь? – спросил Ярослава Михаил, рассчитывая поговорить с ним наедине.
– Я бросил, – победно улыбнулся Слава, постучав себя кулаком в грудь. – Почти шесть лет курения, и бросил в один день после рождения Женьки!
– Да, табачный дым точно не полезен для ребенка. Он и для взрослого не полезен, к сведению, – Анна встала, все так же покачивая Женю на руках, шагнула к мужу и легко поцеловала его в щеку. Они оба были невысокими, почти одного роста, поэтому ей даже не пришлось тянуться к нему. – Оставлю вас поговорить, все равно Женечку пора кормить.
Она улыбнулась и вышла из кухни, скрывшись в спальне.
– Всё-таки у женщин гораздо лучше развито чувство такта, – вздохнул Михаил, проводив Аню взглядом. Хоть он и ревновал Ярослава, объективно, Аня была хорошим человеком и отличной женой.
– Э, я не понял, к чему ты это? – Слава выключил плиту и принялся нарезать хлеб.
– Естественно, ты не понял, – усмехнулся Миша, встал из-за стола и подошел к окну. Занавески были старыми, но тщательно выстиранными, отбеленными и, скорее всего, накрахмаленными. – Аня специально оставила нас. Я хотел поговорить только с тобой, без нее, поэтому и предложил выйти покурить.
– А, ну, так бы и сказал, – растерянно пробормотал Ярослав. – Я еще удивился, ты ж не куришь…
Михаил оперся на покрашенный белой краской деревянный подоконник ладонями и опустил голову. Что ж, не за чуткость и сообразительность он любил этого мужчину.
– Да, точно, с тобой нужно говорить прямо, без намеков, – сам себе напомнил Миша шепотом и уже громче спросил: – Так почему я? Ты же знаешь, что у меня много причин не посещать церковь.
– Да ладно тебе, я ведь тоже не крещеный, но все равно хожу в церковь с Аней иногда. У нее удивительно верующая семья, несмотря на то что церкви то и дело закрывают, и вообще это не поощряется, – Ярослав закончил с хлебом и тоже подошел к окну, встав рядом с Мишей, касаясь плечом его плеча.
– Я же не только про принадлежность к вере, – вздохнул Михаил и кинул короткий, полный тоски, взгляд на то, как близко находились их ладони на подоконнике. Он обещал, что будет хорошим другом. Правильным. – Ты же знаешь, кто я. И, кто мне нравится. Церковь такое не приветствует.
– Вообще-то, я считаю, что у верующих и таких, как мы, гораздо больше общего, чем принято думать, – тихо, едва слышно сказал Слава, повернувшись к другу и поймав его взгляд. – Кто-то может свободно говорить о том, что думает, что чувствует, просто потому что это подходит политике партии. А остальные лишь имеют право молчать и надеяться, что за ними не придут люди в форме.
Михаил удивленно посмотрел на Ярослава. Все же, не всегда он был глупо прямолинейным и непонимающим намеков и недосказанности. А еще иногда был потрясающе красноречив, хотя сам считал иначе.
– Я знаю, тебе хватает проблем и переживаний с тем, что тебе… не нравятся женщины, – осторожно сказал Слава. Он не хотел раскрывать секретов лучшего друга даже жене, и Миша ценил это. – Но мне и правда будет приятно, если ты будешь крестным у Жени. Так я буду уверен в том, что если со мной или Аней что-то случится, то он не останется один в этом мире. Мне так будет спокойнее. Ведь я тебе доверяю больше всех в мире. Тебе и Ане.
Это были весомые аргументы, по крайней мере, для Михаила. Он уже был готов согласиться, но Слава быстро добавил:
– А еще я хочу, чтобы и ты не был один в этом мире,