Мисс Совершенство - Лоретта Чейз
Он рассказал ей и так слишком много и был готов того и гляди рассказать еще больше: о сне, таком реальном, о тех бесконечных часах, когда он лежал, заваленный трупами, задыхаясь от зловония.
– Столько раненых, – сказала она тихо, – и столько убитых. Два солдата, лежавшие поверх вас, умерли. Раненые и мертвые были повсюду. Я сидела у постелей умирающих, но мне трудно представить, как выглядит поле боя.
Покойницкая. Адская трясина. Он думал, что его никогда не найдут. Не знал, сколько времени пролежал там и сколько еще пролежит. Быть может, так и сгниет.
– Даже не пытайтесь представить.
Она посмотрела ему в глаза:
– Войну обычно превозносят, называют великой и славной, но мне она кажется такой грязной и ужасной, что и вообразить трудно.
Должно быть, на войне погиб кто-то очень ей дорогой, подумал он. Поэтому она и похоронила себя в этой глухомани.
– Вы потеряли любимого? Он погиб при Ватерлоо?
– Любимого? – Она покачала головой. – Нет. Мне горько потому, что загублено столько молодых жизней.
– Да, огромное количество погибших – горькая цена победы. Но сражаться за родину – дело чести. Для мужчины это прекрасный шанс совершить в жизни что-то действительно заслуживающее уважения. Тем более в войне против такого чудовища, как Наполеон.
Он тут же пожалел о сказанном: разболтался, словно мальчишка.
Мисс Олдридж как-то странно смотрела на него.
Слишком уж он разоткровенничался. Надо бы сказать что-нибудь остроумное и ироническое, но она заговорила раньше:
– Вы очень непростой человек. Только было я решила, что разобралась в вашем характере, как вы делаете или говорите нечто такое, что опровергает мои умозаключения.
– Умозаключения? – удивился Алистер. – Неужели вы, при вашей занятости, находите время думать обо мне?
– Нахожу. Находил же Веллингтон время подумать о Наполеоне.
Алистера словно окатили ледяной водой. И поделом ему. Хорошо, что не успел открыть ей свое сердце. Ведь из-за канала, который собирался строить Гордмор, она считала его врагом – нужно помнить об этом. От строительства этого канала зависело будущее не только его лучшего друга, но и братьев самого Алистера, и это был его последний шанс оправдать себя в глазах отца.
– Я приехал сюда не для того, чтобы завоевывать этот край и подчинять себе его население. Я вам не враг, так что напрасно вы сравниваете меня с Бонапартом. Вы хоть знаете, что надел на себя этот человек для церемонии коронации? Тогу!
Она улыбнулась и покачала головой:
– Уж лучше бы вы напоминали чудовище, были страшным или хотя бы нудным.
Ему хотелось спросить, насколько непохожим на чудовище она его считает, и понять, что нужно сделать, чтобы она не возненавидела его, но он уже сказал так много и столько чувств его одолевало. Он зашел гораздо дальше, чем позволяли эти проклятые обстоятельства.
Если бы только…
Нет. Все эти бесполезные мысли надо выбросить из головы.
– Будь у меня выбор, я бы предпочел, чтобы меня считали отвратительным, – это лучше, чем быть нудным. Хуже этого только разве что плохо накрахмаленный галстук, ботфорты носят с бриджами, расстегнутый жилет с простой сорочкой.
Она тихо рассмеялась и поднялась:
– Разве можно ненавидеть человека, который не воспринимает себя всерьез?
Она не испытывает к нему ненависти, слава богу. У него отлегло от сердца, но он доиграл свою роль до конца. Изобразив ужас, он взглянул на нее и произнес:
– Мисс Олдридж, поверьте, никогда еще я не был так серьезен, тем более что речь идет о расстегнутом жилете поверх простой сорочки, или о жилете, застегнутом на все пуговицы, но надетом с рубашкой, отделанной рюшем.
Но только не в том случае, если бы эти пуговицы расстегнула она, хотелось ему добавить. Тогда бы ему было безразлично, какая на нем сорочка.
Он вспомнил как билось ее сердце возле его груди и тяжелые удары собственного, тепло и аромат ее кожи.
Нет, надо забыть об этом, иначе опять наделает ошибок, натворит что-нибудь необдуманное.
«Вспомни лучше о Горди, – сказал он себе. – Не в пример остальным он не поверил, что тебя нет в живых, и разыскал среди трупов на поле боя».
Алистер вспомнил о своих младших братьях, которым уменьшат содержание, чтобы обеспечить существование их безответственного братца, вспомнил об отце, которого постоянно разочаровывал, а прервав эти мучительные размышления, обнаружил, что искусительница пристально вглядывается в его лицо. Интересно, сколько времени он молчал, борясь с собой?
– Я заставила вас слишком долго разговаривать, – заметила Мирабель. – И если вам станет хуже, виновата в этом буду я, и Кру перестанет мне доверять. Я торжественно поклялась ему не причинять вам зла.
– Вы не причинили мне зла, – возразил Алистер. – Скорее наоборот. Я благодарен вам за то, что спасли меня от этого кошмара. – И, не удержавшись, добавил: – А также за то, что прыгнули на меня.
– Не стоит благодарности, – усмехнулась Мирабель, направляясь к двери. – Я сделала это с удовольствием, мистер Карсингтон.
Всего лишь несколько недоброжелателей поверили, что это Мирабель столкнула в речку Брайар-Бук сына лорда Харгейта, но это не означало, что остальные не обменивались другими домыслами, то есть все происходило именно так, как предсказывал капитан Хьюз, когда говорил, что людей хлебом не корми – дай посплетничать.
Супруга викария, миссис Даннет, в понедельник нанесла визит Мирабель и за чаем с пирожными очень деликатно сообщила им с миссис Энтуисл о местных настроениях, о которых ей удалось узнать из вчерашних разговоров в церкви, а также во время визитов, которые она нанесла нынче утром.
– Мистер Даннет не раз упоминал в своих проповедях о празднословии и лжесвидетельстве, – заметила супруга викария, – но прихожане пропустили его слова мимо ушей.
– Мне кажется, что болтовня отражает скорее досаду и раздражение, чем настоящий гнев, – предположила миссис Энтуисл. – Не следует также забывать о дружках Калеба Финча. Они не простили Мирабель его увольнения.
При упоминании о бывшем управляющем Мирабель подошла к застекленной двери. День выдался пасмурный, небо заволокло тучами. Они, как Калеб Финч, нависли над ней. Их дороги много лет не пересекались.
Она сама виновата: надо было предъявить ему обвинения в судебном порядке, но тогда ей было чуть больше двадцати, и она опасалась, что улик недостаточно, к тому же не имела опыта в таких вопросах.
А тут, как назло, приехал Уильям, и ей пришлось ему объявить, что следует отложить свадьбу: не может же она уехать с ним в тот момент, когда поместье близко к полному разорению.
– Дорогая?
Обернувшись на голос своей бывшей гувернантки, Мирабель заставила себя улыбнуться:
