Виктория Холт - Единственная любовь королевы
Альберт был слишком расстроен, чтобы еще что-нибудь говорить.
— Понимаете, — сказал Эрнест, — мы ведь почти всю жизнь прожили вместе.
Виктория понимающе кивнула, но Альберт вдруг резко отвернулся и посмотрел в окно. Когда Эрнест уезжал, Альберт стоял у окна, наблюдая за экипажем, пока тот не скрылся из виду. Виктория подошла и стала рядом, сплетя с ним руки, но он не обратил на нее никакого внимания. «Он даже не знает, что я здесь», — подумала она.
После отъезда Эрнеста Альберт долго чувствовал себя одиноко. Он спокойно относился к создавшемуся положению. Виктория любила его — гораздо больше, чем он ее, хотя он и испытывал к ней сильную привязанность. Возможно, в ней было больше страсти, чем в нем, — но что это за страсть? Показная, безусловно, но насколько она глубока, если Виктория ни за что не хочет дать ему возможность разделить с ней государственные обязанности? А ведь знает, как он этого жаждет. Следуя совету барона, он изучал политику, отчего злился еще больше, поскольку обнаруживал, какое это увлекательное занятие.
Теперь, когда и отец, и брат уехали, он чувствовал себя очень одиноким в чужой стране, и это чувство заставило его еще больше сблизиться с бароном Штокмаром и сэром Робертом Пилем. После инцидента с чашкой чая они с королевой больше не говорили о сэре Роберте, и он очень хорошо знал, что она не одобрит этой дружбы. Состояние дел было весьма плачевным.
Теперь уже невозможно было отрицать, что англичанам он не нравится. Он был немец, по-английски говорил с явным акцентом, был слишком серьезен, в общении — сух, не обладал обходительностью: он по-прежнему не чувствовал себя раскованным в обществе и особенно в обществе женщин. Внешность его тоже не вызывала восхищения, поскольку, как говорили англичане, у него был недостаточно мужественный вид.
Впрочем, не любил его не только народ. Королевская семья, над членами которой, по королевскому указу Виктории, ему было дано старшинство, была зла на него. Почему, спрашивали герцоги королевской крови и их жены, этому выскочке — германскому князьку — должно отдаваться предпочтение перед ними на всех официальных церемониях?
Особенно были обозлены Кембриджи, поскольку они надеялись, что королева выйдет замуж за их сына Джорджа. Джордж провел большую часть детства в Виндзорском замке с королем Вильгельмом и королевой Аделаидой, поскольку его родители находились за границей, и оба, король и королева, только приветствовали бы бракосочетание между Джорджем и Викторией. Это давало Кембриджам большую надежду, однако герцогиня Кентская и король Леопольд думали иначе, и Виктория, конечно же, предпочла своего кобургского кузена. Альберт был красив, а Джордж — Джордж был одиозный молодой человек с шокирующим цветом лица, как однажды отозвалась о нем Виктория. Так что Кембриджи всячески старались усложнить Альберту жизнь.
Прослышав о том, что герцогиня Кембриджская не встала, когда пили за здоровье Альберта, Виктория разгневалась.
— Да как она смеет! — кричала Виктория баронессе Лецен. — Это оскорбление короны.
— Она, вероятно, полагает, что принц — если не считать его родства с Вашим Величеством — ниже ее по старшинству.
— Но принц — мой муж. — Глаза Виктории метали громы и молнии, и Лецен тут же сообразила, что нужно быть осторожнее, когда приходится говорить о принце, ибо, хотя Виктория не допускала никакого вмешательства мужа в дела королевства, она очень любила Альберта.
— Разумеется, — успокаивала ее баронесса, — герцогиня поступила очень нехорошо.
— Да уж, я думаю, — ответила Виктория, — и я выкажу ей мое неудовольствие, когда не приглашу Кембриджей на очередной бал — пусть все знают, как я недовольна.
Альберт прекрасно был осведомлен об этом пренебрежении и оскорблениях, но считал, что, если бы Виктория позволила ему разделить с нею ее обязанности, англичане сразу бы начали уважать его.
Если бы только люди не были так утомительны, думала Виктория, все было бы просто замечательно. С нею ее муж, которого она обожает, с нею премьер-министр, ее милейший друг, которому она полностью доверяет, с нею ее дорогая Дейзи, которая ей как мать, а сама она королева. Но Альберту хотелось разделить с ней престол — а это уже было нечто такое, чего она никак не могла позволить, ибо, в конце концов, она королева, а он — всего лишь принц из небольшого немецкого герцогства; этот несносный сэр Роберт Пиль пытался изгнать лорда Мельбурна, а тот, по сути, относился к этому совершенно равнодушно и смирился с тем, что правительство тори неизбежно придет к власти; а теперь еще ее дорогая Лецен и Альберт невзлюбили друг друга.
И как невзлюбили! Просто не выносят друг друга. Неудивительно, что время от времени, общаясь с ними, приходится выходить из себя. А эти газеты, постоянно выдумывающие о ней с Альбертом не только всякий вздор, но и — что было еще хуже — самые настоящие гадости. Никому-то он не нравился, его называли «немцем». Все это раздражало — не говоря уже о семье, откровенно не любившей его; только мама, которой Альберт постоянно наносил визиты, души в нем не чаяла. Ну почему Альберту непременно надо было противоречить Виктории, подружившись с герцогиней и выказывая неприязнь к баронессе?! Виктория предпочла бы, чтобы все было как раз наоборот. Дяди возненавидели Альберта с самого начала, когда поднялась эта суматоха из-за табели о рангах. Дядя Камберленд, к счастью, находился далеко отсюда, в Ганновере, но он делал все, чтобы его существование ощущалось. Он громко заявлял о своих правах и о том, что ему принадлежит. Бушевал он, собственно, потому, что не стал королем Англии, что могло бы иметь место, если бы английские законы, подобно законам некоторых стран, не разрешали женщинам вступать на престол.
А теперь еще и дядя Кембридж — вероятно, обозленный тем, что Виктория не пригласила его с герцогиней на один из своих балов, отпустил как-то на банкете грубую шутку о ней с Альбертом.
Альберт терпеть не мог банкеты, и Виктория всегда опасалась, как бы он не заснул на одном из них. Зачастую ей приходилось подталкивать его локтем во время какого-нибудь приема. В данном конкретном случае Альберт воспользовался возможностью уйти с банкета пораньше, не обратив, очевидно, внимания на то, что речи еще не произносились. И когда свою речь произносил дядя Кембридж, он сказал следующее: принц ушел потому, что ему не терпелось поскорее добраться домой, где его ожидала прекрасная девушка, с которой он собирался провести ночь.
Альберт пришел в ужас, потому что, как ему доложили, на этих словах герцога все гости так и покатились со смеху.
