Виктория Холт - Единственная любовь королевы
— Ах, это!
— Ну же, любовь моя, будьте справедливой. Ответьте мне.
— Полиция действительно стала лучше.
— Разве не следует признать заслуги, когда они налицо?
— Отчего же? Я всегда готова похвалить, если похвала заслужена…
— В таком случае…
— Но никто не заставит меня полюбить вашего любезного учителя танцев.
Это уже был сигнал тревоги, но Альберт решил пропустить его мимо ушей. Она побаивалась будущего. Ей был неприятен этот разговор о политике. С Альбертом ей хотелось смеяться и говорить о всяких пустяках.
— А теперь, дорогой Альберт, — обратилась она к нему, — я хочу попросить вас помочь мне выбрать материал для нового халата.
— Что я охотно сделаю, — ответил Альберт, — но я очень хочу, чтобы вы отчетливо представляли себе, что происходит.
— Что я отчетливо себе представляла? Что вы имеете в виду? Что происходит в этой стране, Альберт, я знаю гораздо лучше, чем вы. Вы, верно, забываете, что мой премьер-министр бывает у меня каждый день. Мы с ним совещаемся. Так уж вышло, что я королева этой страны.
— Как государственный деятель лорд Мельбурн не сравнится с сэром Робертом Пилем.
Она в недоумении уставилась на него. Неужели она ослышалась? Он решительно бросал ей вызов. Он говорил о политике, когда ей этого вовсе не хотелось; он открыто хулил ее любимого премьер-министра лорда Мельбурна и расхваливал человека, которого она ненавидела, как никого другого.
Она задрожала от ярости. Пальцы ее сомкнулись на ручке стоящей перед ней чашки с чаем: она как раз собиралась сделать глоток, когда он затеял этот неприятный для нее разговор.
Она подняла чашку и выплеснула чай ему в лицо.
Реакция Альберта была удивительной.
Он встал из-за стола и бросил изумленной служанке, которая подошла к нему:
— Ну, что вы на это скажете? — Потом поклонился жене. — Я пойду переоденусь.
Он оставил ее за столом, разгневанной, но жалкой.
О Боже, что она натворила! И все из-за своего буйного характера. Но Альберту, право, не следовало бы так ее взвинчивать похвалами этому ужасному человеку. Как он мог восхищаться сэром Робертом Пилем, когда она его терпеть не могла? Но выплеснуть чашку чая в лицо ее любимому Альберту! Он сидел за столом, такой красивый, и тут этот чай, стекающий с его лица на костюм, — мысль об этом была ужасна. И он еще так спокойно все это воспринял. Другой бы на его месте взорвался от возмущения, а он лишь встал и пошел переодеваться.
Она не будет счастлива, пока они с Альбертом не помирятся.
Она подбежала к его комнате. Дверь была заперта.
— Альберт, — крикнула она, стуча.
— Это вы, Виктория? — Голос его звучал так же на удивление спокойно, как будто ничего не произошло.
— Альберт, я хочу поговорить с вами. Можно мне войти? — В голосе ее была робость. Она и чувствовала себя робко. Даже Лецен и лорд Мельбурн не раз говорили, что у нее горячий темперамент. Лорд Мельбурн называл его «холерическим» и говорил, что ей неоходимо его сдерживать.
Альберт уже успел переодеться. Он стоял у окна и смотрел во двор.
— Альберт. — Она подбежала к нему и бросилась в его объятия.
Он нежно улыбнулся. — Ну-ну, все прошло, — принялся он ее утешать.
— Нет, не прошло. И я могла такое сделать! С вами!
— Чай был чуть теплый, — сказал Альберт с улыбкой, — а чашка очень маленькая.
— Альберт вы мой бесценный! Как вы добры, как умеете прощать!
— Может, забудем об этом?
— О да, Альберт. Но, боюсь, самой мне этого никогда не забыть. Я вела себя непростительно. Как невоспитанная.
— Согласитесь, моя дорогая, вы же никогда не хотели слушаться матери, как себя вести, вы слушали лишь гувернантку, и, боюсь, она вам льстила, потому что ей очень хотелось сохранить вашу благосклонность.
Он затаил дыхание. Как-то она воспримет откровенную критику ее идола?
Она хотела было тут же взять под защиту свою любимую баронессу, но ее снедали угрызения совести, и она ничего не ответила.
— Мне бы не следовало выходить из себя, Альберт.
— Да, любовь моя, выходить из себя всегда плохо.
— Но вы меня вынудили.
— А следует ли так горячиться только потому, что выражается мнение, противоположное нашему собственному? Если кто-то и не хочет соглашаться с другими, ему, например… не следует обливать другого чаем.
Она засмеялась.
— Больше я на вас чай выплескивать не буду.
— Да, пожалуйста, выплесните, если уж вам так захочется, но только если он будет не слишком горячим, а чашка — не очень большой.
Она опять засмеялась и он вслед за нею. Она прижалась к нему, осыпая его страстными поцелуями.
— Ах, ангел мой милый, вы слишком хороши для меня, — воскликнула она.
Альберт, утонув лицом в ее волосах, довольно улыбался. Он чувствовал, что кое-чего он сегодня добился.
ВЫСТРЕЛЫ НА КОНСТИТЬЮШН-ХИЛЛ
Город полнился слухами. Почти каждый день в газетах появлялись карикатуры, в которых центральными фигурами были Виктория и Альберт. «Альберт у Виктории под каблуком», — весело говорили друг другу люди. Подобная расстановка сил во дворце не могла их не радовать. В конце концов, рассуждали все, ну что из себя представляет этот принц Кобургский? Какой-то нищий немец, облагодетельствованный их королевой! Его можно было бы назвать красивым, но это была какая-то женская красота. Альберт вовсе не походил на идеального англичанина, скорее уж на смазливую девушку, одетую мужчиной. Он и на лошади сидел как-то не так. А что с его братом? Эрнест почему-то задержался при дворе. Он что, надеялся, что и ему что-нибудь перепадет? Эрнест стал фигурировать в карикатурах то с протянутой рукой, то роющимся у Альберта в карманах. «Не забывай меня, братец, — гласила подпись. — Подкинь и мне немного».
Видеть подобное было очень неприятно.
Но, что еще хуже, просочились сведения о природе хвори Эрнеста. Слышался сдавленный смех. Ох уж эти Кобурги! Любят весело провести время… желательно за чужой счет. Мало того, кто-то вспомнил, что мать Альберта развелась с отцом, старый скандал оживили. У нее был любовник — еврей. Еще до рождения Альберта? В таком случае, их принц Кобургский и не принц вовсе, а уж скорее какой-то бастард.
Эта последняя сплетня в печати не появилась. Как слишком опасная. Но она передавалась из уст в уста. Лорд Мельбурн делал все, что в его силах, чтобы она не дошла до ушей королевы.
После инцидента с чашкой чая Альберт стремился закрепиться на занятых позициях и повести новое наступление. То, что королева не посвящает его в государственные дела, он объяснял для себя влиянием на нее Лецен: и самым большим его желанием было развенчать эту особу в глазах жены.
