Лариса Шкатула - Рабыня благородных кровей
Осторожно выглянула наружу — никого — и потянула за собой жертву ханских утех. Это та самая аланка, вдруг поняла она. И шепнула:
— Иди!
И подтолкнула девушку в сторону, противоположную той, где, как Анастасия знала, сейчас собрались нукеры.
Аланка на мгновение с благодарностью прильнула к ней и метнулась за ближайшую юрту. Больше Анастасия никогда её не видела и ничего о ней не слышала.
А между тем, исчезновение пленницы обнаружилось довольно скоро. Бучек заглянул в юрту и не нашел ту, с которой он решил продолжить забаву.
— Кто-то ей помог, — определил Бучек. — Мои узлы она сама бы не развязала.
— Надо послать погоню, — решил Тури-хан. — На этот раз мы не станем играть с нею. Пусть твой бич разорвет её на куски!
— Стоит ли отправлять погоню, — пожал плечами Бучек. — Если Аллаху угоден её побег, и нукеры её не найдут, что подумают остальные рабы?
— Что из куреня можно сбежать? — догадался хан. — Но допустить, чтобы её помощнику такое сошло с рук? Кто-то же осмелился…
— И какие имена приходят первыми в вашу голову, светлейший? — льстиво осведомился Бучек.
— Аслан, Аваджи, — выдохнул хан.
Лицо Тури исказилось от ненависти, и Бучек понял, что подогревать светлейшего нет необходимости. Он и сам возненавидел тех, кому недавно покровительствовал. Оба бывших его любимца имели то, чего хан иметь не мог: детей и бескорыстно любящих жен.
— Что-то в последнее время они сдружились, — процедил Тури-хан. — О чем они говорят, собираясь вместе? Какие секреты между собой обсуждают?
Бучек благоразумно молчал. Он успел понять, что светлейший с подозрением относится к мыслям, высказанным другими. Если же он до этого додумался сам…
— Уруска родила Аваджи княжеского ублюдка, — продолжал распаляться тот. — А он радуется, будто это его сын. Почему так везет этому сыну каландара (Каландар — нищий (тюрк.).)? И посмотри, как уруска расцвела. Точно роза в райском саду. А у меня неизвестно куда пропадают не только жены, но и рабыни!.. Я убью их!
— Хан не может позволять нукерам сомневаться в своей справедливости. Да ещё накануне великого похода, — осторожно заметил Бучек. — Если светлейший безо всякой причины убьет своих лучших юз-баши… Иное дело, если они погибнут в сражении… Если позволит хан своему ничтожному слуге дать совет…
— Говори!
— Кто умеет ждать, тот получает все.
— Я не привык ждать! — надменно проговорил Тури-хан, хотя в глубине души он уже согласился с Бучеком. — И потом, уж не предлагаешь ли ты мне, как турецкому евнуху, обходиться без женщин?
— Разве допустит верный слуга, чтобы его господин заскучал? воскликнул довольный Бучек. — У меня не только отыщется с десяток девушек, которые вовсе не хуже использованной аланки, но и такие, которые, будучи обнаженными и к кольцу привязанными, покажутся хану куда желаннее…
— А ты хитрец! — погрозил пальцем хан. — Подожду. А потом разберусь и с ними, и с их женами!
Бучеку оставалось только порадоваться: именно этого он и хотел.
Глава тридцатая. Учитесь у мышей!
Где-то в середине зимы Лоза решил проверить, насколько быстро его смерды смогут спрятаться в подземном убежище в случае опасности. Как раз сегодня он ожидал в Холмы тиуна (Тиун — княжеский собиратель дани, управляющий.) Грека, нудного и вздорного человека, которого терпеть не могли не только холмчане, но и все смерды, что жили на княжеских землях.
Лоза посадил в правом крыле своего дома, там, где когда-то был девичий терем, а сейчас — сторожевой пост холмчан, самого востроглазого мальчишку по прозвищу Сокол, а вместе с ним поставил на сторожевую службу самого быстроногого мальчишку по прозвищу Заяц.
Теперь ребятишки внимательно следили за ведущей из Лебедяни дорогой, чтобы тут же поднять тревогу, ежели в сторону Холмов поедет кто-то из города.
Не сказав никому, кроме Прозоры, ни слова, Лоза решил проверить сноровку своих подопечных, а заодно и проучить высокомерного, самоуверенного Грека.
Главный вход в подземелье был устроен сразу за колодцем. Когда рыли его, то имели в виду, что и в зимнее время, когда прячущегося человека могут погубить оставленные им следы, место у колодца самое оживленное, а потому и самое затоптанное. Кто станет искать там какие-то следы?
Мужики помоложе приготовились бежать в лес — дорога в него тоже обычно была исхожена.
Ход в подземное жилище из леса хитроумно прятался под сухим деревом, которое освободили от корней и теперь использовали как рычаг, чтобы поворачивать тяжелую, придуманную самим Головачом, крышку.
Все получилось так, как задумали. К Лозе прибежал запыхавшийся Заяц дворянин стоял посреди села, чтобы лично наблюдать, как холмчане станут прятаться. Он ещё с осени начал учить своих людей: "Чтобы в землю ныряли, как мыши — раз, и нету!"
— Едут! — закричал Заяц. — Сани, а следом пятеро верховых! Едут в нашу сторону!
По знаку Лозы ещё один подросток кинулся к столбу с привязанным к нему старым медным тазом и застучал деревянной колотушкой.
Медный таз, пожертвованный одной из холмских молодиц, издавал звуки, слышные на любом краю села, что твой колокол.
Тиун Грек ехал в розвальнях. Он улыбался в предвкушении того, как станет распекать сейчас новоявленного владельца земли. Село было богатым, и такого княжеского подарка мог ожидать кто угодно, но отдать этот жирный кус дворянину!
Совсем обнаглели дворяне! Пользуются расположением князя и оседают на его землях как хозяева. То, что дворяне не просто чувствуют себя хозяевами, а и, получив дарственные грамоты на землю, становятся ими, Грек в запале не хотел признавать.
Станешь черни уступать, начнут и бояр с родовых земель сгонять! Ну кто таков этот конюший князя? Попросту старший конюх, а теперь любуйся, почти боярин!
Тиун подумал, как сейчас он поставит перед собой Лозу и как, обнаружив ошибки в его расходных записях, станет распекать на все лады. Он даже потер ладони от приятного предвкушения.
Издалека село казалось безлюдным. Что же это никто не выбегает ему навстречу? Или они там вымерли все? Но нет, кое-где из труб вился дымок.
— К господскому дому! — приказал Грек вознице.
Розвальни, которые тащили две хорошо откормленные лошадки, со звоном колокольчиков остановились перед крыльцом дворянского дома.
Против ожидания, к дорогим гостям опять никто не вышел. Только теперь тиун понял, что пока они ехали через село, не тявкнула ни одна собака.
Грек поежился от нехорошего предчувствия. А что, если у них тут чума? Или какая другая напасть?
— Пойди посмотри, дома ли хозяева? — ткнул он в спину кучера, бывшего его челядинцем.
В дальние поездки Грек предпочитал ездить на своих санях, хотя князь Всеволод предлагал ему сани, имевшиеся в его хозяйстве в аккурат для таких поездок.
Кучер удивленно оглянулся на хозяина, но покорно слез со своего места и направился в дом.
— Быстрей! — крикнул ему вслед тиун. — Плетешься, как стельная корова!
Тем не менее он невольно втянул голову в плечи, ожидая, что из дома с диким криком выскочит кучер.
Челядинец появился на крыльце, когда хозяин уже отчаялся его дождаться. Вид у мужика был растерянный.
— Никого нет, — сообщил он недоуменно. — Все кругом открыто, печь ещё теплая и… никого!
Грек оглянулся на верховых.
— А ну-ка, прокатитесь по селу, посмотрите, нет ли в этих чертовых Холмах хоть кого-нибудь?!
Слово «чертовых» вырвалось у него нечаянно и в чистом морозном воздухе прозвучало по-особому выразительно, словно тиун не поминал нечистого, а призывал его. Показалось даже, что отозвалось оно сразу в нескольких сторонах Холмов насмешливым поддразниванием.
Наконец вернулись и посланные на поиск холмчан дружинники. Тиун раздраженно похаживал подле розвальней, сторожко поглядывая по сторонам и невольно вздрагивая от каждого шороха или хруста осыпающегося с крыш снега: а ну как выскочит… нечисть! Или что там прячется в этом внезапно обезлюдевшем селении?!
Вот и дружинники твердят растерянно:
— Никого нет!
Тиун почувствовал, как откуда-то, с самого дна души, поднимается страх.
— Может, ворог какой чужедальний напал да всех селян истребил?
— Тогда где тела убиенных? — боязливо озираясь, спросил один из дружинников.
— Провалились в тартарары! — брякнул другой.
И сам же испуганно замолчал. Теперь уже все пятеро дружинников сгрудились вокруг саней, ожидая от Грека решения: что делать дальше? А тот все медлил.
— Что прикажешь, боярин? — поторопил все же старший. Тиун — сам себе хозяин, а ему за дружинников ответ перед князем держать.
— Не знаю, — выдавил тиун, впервые в жизни признавшийся в собственном бессилии.
— Может, заберем свое да вернемся?
