Джоанна Линдсей - Когда правит страсть
— Всего этого не случилось бы, не вздумай вы запереть меня в камере! Так что попытайтесь поставить фонарь себе!
Он вопросительно вскинул брови:
— Может, хочешь до конца облегчить душу, прежде чем мы поедим?
Можно подумать, у нее нет причин возмущаться!
— Да. Я знаю, кто вы! Неотесанный болван с горной дороги.
— И что? Зачем так беситься? А... наверное, потому, что получила от меня шлепок по заднице? — расхохотался он. — Снег шел так густо, что я до конца не был уверен, ты ли это!
Она покраснела до корней волос, отчего он стал хохотать еще громче. Неужели она воображала, что он извинится за свое поведение в тот день? Боже, как она глупа! Очевидно, у него абсолютно нет совести. Но по крайней мере он не должен тратить время, разыскивая командира отряда стражников! И к тому же наверняка знает, кто украл ее драгоценности!
— Вы отсутствовали достаточно долго, чтобы допросить вора, который стащил мой браслет. Это так?
— Он сказал, что ты лжешь.
— Это он лжет!
— Патовая ситуация! На этот момент. Но мы на обратном пути заезжали в его деревню, так что вполне возможно, он спрятал безделушки в своем доме. Завтра утром туда поедут мои люди.
Хоть что-то по крайней мере! Правда, она рассчитывала на большее. Особенно после его скептической реакции на обвинения!
Она уже была готова решить, что он может стать союзником, когда он добавил:
— Какую-то еще тяжесть хочешь снять с прелестной груди? Может, мою одежду?
Она снова залилась краской. Судя по тому, как он следит за ней, возможно, испытывает на прочность? Пытается оскорбить или спровоцировать ее, сказав что-то, чего говорить не следует?
Как наивна она была, считая, что ей удастся сохранить контроль над ситуацией, подобной этой?! Но она должна справиться с собой!
— Я бы хотела знать, почему вы отказываетесь поверить, что я Алана Стиндал, — сухо заметила она.
— У меня еще не сложилось определенного мнения.
— Еще как сложилось. Буду полностью с вами откровенна и надеюсь на ответную честность. Вы бы не посадили меня в камеру, если бы не сомневались в том, что я самозванка. Но почему? Потому что до меня уже были таковые? Кому-то из них поверили? И даже похоронили, когда мне исполнилось семь?
— Садись, Алана, — велел он, не отвечая. — Ешь суп, пока не остыл!
— Боже, вы обращаетесь со мной как с ребенком! — прошептала Алана, не веря ушам.
— Сколько тебе лет?
— Вы прекрасно знаете, что в этом году мне исполнилось восемнадцать! Достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, достаточно взрослая, чтобы рожать детей. Достаточно взрослая, чтобы полагать, что мое законное место здесь.
— Мне казалось, ты не хочешь здесь оставаться? — улыбаясь, напомнил он.
Устав от его вопросов и попыток извратить смысл ее слов, она вздохнула, уселась напротив и потянула к себе тарелку.
— Я хочу одного: короткого разговора с отцом. Думаю, что смогу убедить его, что это не жизнь для меня. Поппи считает, что я должна оставаться здесь. Мне так не кажется.
— Хорошая тема для нового обсуждения — твой Поппи. И кроме того, что я хотел бы узнать о нем побольше, например настоящее имя, хотелось бы знать, какое участие в ваших планах принимают мальчишка и кучер.
Она высокомерно вскинула подбородок:
— Вряд ли я стану что-то объяснять, пока вы мне не ответите.
Он мог бы настаивать. Во всяком случае, она не удивилась бы после всех его запугиваний! Но вместо этого он снисходительно обронил:
— Ешь, а потом, возможно, я кое-что и объясню.
Не будь она так голодна, не взялась бы за ложку. Но прежде чем зачерпнуть суп, она решительно поменяла тарелки местами. Он снова засмеялся. Но ей было все равно. По крайней мере он не собирается морить ее голодом, чтобы добиться признания!
Вскоре Борис принес два больших мясных пирога с хрустящей корочкой. Мясо было слегка с душком, но щедро сдобрено специями.
— Козлятина? — догадалась Алана.
— Ты ела ее раньше?
— Нет, но мне говорили, что разведение коз — одна из основных отраслей в этой стране. Надеюсь, это не единственный источник мяса?
— Несколько веков назад был единственным. Но теперь многое изменилось. Да, как тебя называть? С каким именем ты росла?
— Думаю, Поппи не смог заставить себя изменить мне имя. Я всегда была Аланой.
Она съела несколько кусочков восхитительного пирога, надеясь немного успокоиться и перестать краснеть. Он только что задал ей вопрос, а она не задумываясь ответила. Нужно быть поосторожнее!
Вина к столу не подавали. Он не пьет или это его приказ на сегодня? Может, боится, что голова затуманится от единственного бокала? Не будь она так расстроена его поведением, могла бы ехидно ухмыльнуться.
— Испытываете мое терпение? — спросила она наконец.
— Вовсе нет. Пытаюсь не испортить тебе аппетит.
Ей это не понравилось. Она отложила вилку.
— Как сделали это только сейчас?
Он рассмеялся:
— Ничего не скажешь, ты достойный противник, но мы еще не дошли до этой точки. Я попытаюсь быть объективным и беспристрастным. Но твое напряжение очевидно и не способствует развитию нашей дискуссии. Можно кое-что предложить?
О Боже, его глаза опять чувственно блестят, а на губах играет почти нежная улыбка!
— Что именно? — вырвалось у нее.
— Если бы мы отправились в спальню и провели несколько часов в моей постели, тогда...
— Это не заслуживает ответа! — ахнула она.
Он пожал плечами, но тут же широко улыбнулся:
— Уверена, Алана?
Что он делает? Использует приемы обольстителя, чтобы вырвать признание того, что сам считает правдой? Если это так, он определенно не дипломат! Но сможет ли это сработать? Она уже теряла волю в его присутствии! Была им ослеплена и потрясена теми чувствами, которые мог пробудить в ней этот человек! Она не знала и знать не хотела, могут ли быть эти сильные чувства использованы против нее?
Господи, хоть бы она не краснела так предательски!
— То, что случилось между нами, было ошибкой, — сухо напомнила она. — Пожалуйста, не ссылайтесь на это больше!
— Тебе понравилось быть в моих объятиях!
— Ничего подобного!
— Лгунья! А ведь собиралась быть абсолютно честной!
Ее лицо потемнело от прилившей крови, но она не стала скрывать правду:
— Боюсь, это абсолютно не важно и не имеет никакого значения для этой дискуссии.
Он снова ухмыльнулся, но глаза горели неудержимой страстью.
Она отчаянно уставилась на стол.
— Кроме того, я вовсе не была напряжена. Скорее рассержена. А это разница, согласитесь.
— Гнев вытеснил твои страхи? Считаешь, что больше ты не заключенная, потому что я делю с тобой ужин?
