Валерия - И жизнь, и слезы, и любовь

ВАЛЕРИЯ

И жизнь, и слезы, и любовь

ЧАСТЬ I

Детство и юность

Бежать, бежать, бежать… Детей в охапку и бежать. На поезде, на автобусе, на самолете… Главное — быстро, пока он не настиг. Господи! Надо же успеть взять билеты! Я начинаю лихорадочно собираться, кидать какие-то вещи в сумки, пока он не вернулся…

…Я просыпаюсь. В соседних комнатах мирно сопят мои дети. Йося рядом. Тишина.

Как хорошо, что это только сон! Теперь Шуйский приходит ко мне только в снах. Скоро начнет светать. Я не могу уснуть.

В сотый раз спрашиваю себя: как это могло случиться? Почему все это произошло именно со мной? В чем я провинилась? Шуйский всегда умел объяснить мне, в чем моя вина. С первых дней с ним я чувствовала себя виноватой. Хотя в душе сознавала, что не повинна ни в чем. Это был гипноз? Наваждение?..

Опять воспоминание. Я в очередной раз собиралась, бежать. Хотела успеть, пока он гуляет с собакой. Выглянула в окно, увидела его удаляющуюся спину и вдруг заплакала. Рыдала от жалости к нему. Как он будет без меня, без моей любви? Бедный, неистовый, грубый, жестокий сумасшедший.

Я пытаюсь заниматься самоанализом. Ох, как тяжело быть психологом для самой себя!

Я хвалю себя. Все кончилось. Кругом все говорят: «Ты победила». Что мне помогло? Что меня поддерживало в самые черные дни? Что помогло не выпрыгнуть из окна, не наглотаться таблеток, не перерезать себе вены? Я ведь не раз это прокручивала в своем сознании! Наверное, помогли воспоминания о детстве.

Если меня кто-нибудь спросит, знаю ли я, что такое счастливое детство, я отвечу не задумываясь: да, знаю!

Я родилась и прожила первую часть жизни в Аткарске, в девяноста километрах от Саратова. По столичным меркам, в крошечном городке — население тридцать пять тысяч.

Одно из первых моих воспоминаний — наша новая двухкомнатная квартира, в которую мы только что переехали. Чудеса! Перед моими глазами — огромный пятиэтажный дворец. В нем несколько подъездов. И в одном из них буду жить я с родителями! Сейчас это называется хрущевкой. Мама с папой до сих нор живут в этой квартире.

А тогда… В новом доме поселили всю аткарскую элиту. В отдельные квартиры въехали врачи, юристы, всякое начальство. Мой отец — Юрий Иванович Перфилов был директором единственной в городе музыкальной школы. (Ею он руководил более тридцати лет и ушел на пенсию недавно, по состоянию здоровья.) Мама Галина Николаевна Перфилова (в девичестве — Никитина) и по сей день преподает в той же школе.

Мой муж Йося называет моих родителей провинциальными интеллигентами. Представляются какие-то одиозные персонажи, в строгих нарядах, в пенсне. На самом деле мои родители — веселые, живые люди. И если из меня что-то получилось, то только благодаря их любви, вере в меня, той атмосфере доверия и понимания, которая царит в нашей семье. Рассказы об «извечном и неминуемом» конфликте отцов и детей мне всегда казались странными.

Одним из элементов нашей домашней гармонии всегда была музыка. Она была не просто папиной и маминой специальностью. Она была частью нашей жизни. Все домашние мероприятия в нашей дружной семье проходили под музыку. Вопрос о выборе профессии для меня не существовал. Само собой разумелось, что я буду музыкантом. Родители мне это не внушали. Вся наша семья очень музыкальна. Инструментами у нас владеют даже те, кто в своей профессиональной деятельности с музыкой никак не связан.

Мы любим шутить, что моя мама появилась на свет «через уроки музыки».

Дело в том, что моя бабушка с материнской стороны, Валентина Дмитриевна Качанова, выросла в бедной многодетной семье. Там все было «как полагается»: концы еле-еле сводили с концами, донашивали латаную-перелатаную одежду друг за другом.

А бабушка мечтала заниматься музыкой. На это у семьи денег и в помине не было. И моя десятилетняя бабушка нашла выход из положения! Она устроилась няней к учительнице музыки. А та расплачивалась с ней уроками. Бабушка была очень хороша собой: маленькая, замечательно сложенная, настоящая статуэтка.

У этой учительницы мой дедушка, Николай Васильевич Никитин, и увидел свою будущую жену. Он сразу решил, что эта девочка будет его. Было ему тогда двадцать лет. Они поженились спустя десять лет…

Одно из самых замечательных детских воспоминаний — это семейные поездки на машинах на юг, к морю. У папы были тогда «Жигули» второй модели — пикап. С нами всегда ездили мои дядья — мамины родные братья с семьями. Помню, мы несемся по шоссе и поем песню, которую придумали сами на мотив «Погони» из кинофильма «Неуловимые мстители»:

Усталость забыта, колышется чад,И снова колеса дорогой шуршат,И нет нам покоя от встречных ГАИ,Машина-машина-машина-машина-машина, гони…

Отдыхали в Ольгинке, в кемпинге. Ольгинка — это такой маленький поселок на Кавказе, под Геленджиком… Тогда мне казалось, что там был рай. Много лет спустя я приезжала туда на гастроли. Кемпинга того, конечно же, давно уже нет…

Я глубоко убеждена, что гораздо больше, чем нравоучения, ребенка воспитывают атмосфера семьи и личный пример родителей. Мои мама с папой всегда очень много работали. Только во время их отпуска у меня была возможность общаться с родителями столько, сколько хочется. Они уходили на работу рано. Приходили домой поздно. Я никогда не чувствовала над собой жесткого контроля со стороны родителей. Но всегда понимала, как себя надо вести, чтобы их радовать.

Говорят, у человека есть дар предчувствий. Предугадывала ли я то, что потом случится со мной? Могла ли я предвидеть те долгие годы страха, через который прошли я и мои родные?..

В детстве мне несколько раз снился страшный сон. Я иду по темной улице. Вдоль дороги — маленькие домики. Окна в них погашены. Я точно знаю, что все спят. Я иду с фонариком и как бы балуюсь: знаю — если я посвечу фонариком в окно, оттуда ведьма, Баба-яга выскочит. Я фонарик выключаю, и она до меня не дотягивается. И вот я так хожу-хожу, играю-играю с фонариком. И в один прекрасный момент я не успеваю выключить его и Баба-яга меня хватает и тащит к себе в берлогу. Я в ужасе просыпаюсь в своей детской кроватке с решеткой. Мне было тогда не больше четырех лет.

…Уже в тех снах я играла с огнем. Уже убегала от кого-то страшного, лютого. Спасало меня только пробуждение…

Дом в Крёкшино, который Шуйский построил для семьи, стал для меня настоящей тюрьмой.