Виктория Холт - Кирклендские забавы

В один прекрасный солнечный день я, по обыкновению, бродила по руинам аббатства в поисках Пятницы, как вдруг до моего слуха донесся звук шагов. Даже при свете дня развалины внушали мне страх, а нервы мои были настолько расшатаны, что я принялась испуганно озираться, ожидая, что из-за каменной стены появится монах в черной рясе. Однако вместо монаха увидела вполне современную крепкую фигуру Саймона Редверза.

– Так вы все еще надеетесь найти вашего пса, – сказал он, подойдя ко мне. – Вам не кажется, что, будь он жив, он давно уже вернулся бы домой?

– Кажется. Понимаю, что веду себя глупо.

Саймон был явно удивлен готовностью, с которой я признала свою ошибку. Видимо, он считал меня весьма самоуверенной особой.

– Странно... – задумчиво произнес он. – Ведь он исчез как раз накануне...

Я кивнула.

– Как по-вашему, что с ним могло случиться? – поинтересовался Саймон.

– Или он потерялся, или его украли. Ничто другое не заставило бы его покинуть меня.

– А почему вы ищете его здесь?

Я ответила не сразу, так как и сама толком не понимала, что заставляет меня приходить сюда. Потом вспомнила свою первую встречу с доктором Смитом и его совет не спускать Пятницу с поводка. Я рассказала об этом Саймону.

– Он имел в виду колодец, – объяснила я. – Сказал, что Пятница может туда свалиться. В тот раз он остановил его на самом краю. Собственно, тогда я и познакомилась с доктором Смитом. И когда Пятница пропал, я первым делом бросилась искать его здесь.

– На мой взгляд, пруды куда опасней. Вы там были? Их стоит посмотреть.

– Здесь все стоит посмотреть.

– Неужели эти развалины так завладели вашим воображением?

– По-моему, это естественно.

– Ну, не сказал бы. Они принадлежат прошлому, а большинство людей интересуется только настоящим и будущим.

Я молчала, и после короткой паузы он продолжил:

– Я восхищен вашим спокойствием, миссис Кэтрин. Многие женщины на вашем месте бились бы в истерике, – впрочем, ваш случай несколько иного рода...

– Иного рода?

Он холодно улыбнулся, пожал плечами и сказал почти грубо:

– Между вами и Габриелем не было... grande passion[7], не так ли? Во всяком случае, с вашей стороны.

Я была до того возмущена, что несколько секунд не могла говорить.

– Браки по расчету, – продолжал он невыносимо дерзким тоном, – хороши своим удобством. Жаль только, что Габриель покончил с собой, не дождавшись смерти отца, – это было не в ваших интересах.

– Я… Я вас не понимаю.

– Уверен, что понимаете. Если бы он умер позже сэра Мэтью, все состояние досталось бы вам. Вы стали бы «леди Роквелл» вместо простой «миссис», не говоря уже о других приятных моментах. Его преждевременная смерть была для вас большим ударом, и однако вы – такая спокойная, хотя и безутешная вдова.

– Кажется, вы хотите меня оскорбить.

Саймон рассмеялся, но глаза его сверкнули гневом.

– Я относился к Габриелю как к брату, между нами было всего пять лет разницы. Я видел, что вы с ним вытворяли. Он считал вас совершенством! Почему же он поторопился уйти из жизни – ведь дни его и так были сочтены?

– О чем вы?

– Вы думаете, я примирился с его странной смертью? Принял всерьез сказочку о том, что он покончил с собой из-за сердечной болезни? Он знал о ней давным-давно. Зачем же было жениться, а потом накладывать на себя руки? Почему? Должна же быть разумная причина. Раз его смерть последовала вскоре после женитьбы – значит, причина кроется в ней. Вы казались ему идеалом, – можно представить себе его чувства, когда кумир рухнул.

– Что вы имеете в виду?

– Вам это известно лучше, чем мне. Габриель был чрезвычайно чувствителен, и если бы он обнаружил, что вы согласились стать его женой не по любви, а по расчету, жизнь потеряла бы для него всякий смысл, и он мог бы…

– Но это чудовищно! Если вы полагаете, что он нашел меня в канаве и спас от нищеты, то, смею вас заверить, вы ошибаетесь. До свадьбы я понятия не имела ни о драгоценном титуле его отца, ни об этом доме. Габриель ни словом о них не обмолвился.

– Так почему же вы вышли за него? По любви? – Саймон неожиданно схватил меня за плечи и взглянул мне прямо в лицо. – Ведь вы не любили Габриеля. Я прав? Ответьте. – С этими словами он слегка встряхнул меня. Его дерзость, его уверенность в собственной правоте привели меня в ярость.

– Да как вы смеете! – вскричала я. – Немедленно отпустите меня!

Саймон повиновался, и на его губах снова появилась усмешка.

– По крайней мере, я стряхнул с вас спокойствие, – заявил он. – И все-таки, Габриеля вы не любили – в моем понимании этого слова.

– Вполне возможно, – отрезала я, – что ваши представления об этом чувстве несколько поверхностны. Люди, подобно вам, влюбленные только в себя, редко способны оценить глубину чужой привязанности.

Я повернулась и пошла прочь, внимательно глядя под ноги, чтобы ненароком не споткнуться. Саймон не сделал попытки догнать меня, чему я была очень рада, ибо меня трясло от злости.

Итак, по его мнению, я стала женой Габриеля, имея виды на его деньги и – в перспективе – титул; хуже того, он считает, что Габриель обнаружил истину и в отчаянии покончил счеты с жизнью. То есть в его глазах я не только охотница за наследством, но и убийца.

Выбравшись из развалин, я торопливо зашагала к дому.

Так почему же я вышла замуж за Габриеля? Конечно, не из любви. Скорее, из жалости... и из желания покинуть унылый родительский дом.

В эту минуту мне хотелось одного – закрыть эту страницу моей жизни, навсегда распроститься с аббатством, Кирклендскими Забавами и семьей Роквеллов. Это была заслуга Саймона Редверза. Меня беспокоило одно: вдруг он шепнул о своих подозрениях родным Габриеля и они ему поверили?

Войдя в дом, я увидела Рут. Она несла из сада корзину красных роз, точно таких же, какие стояли в нашей спальне в день приезда. Как тогда радовался Габриель!.. В моей памяти всплыло его тонкое бледное лицо, вспыхнувшее от удовольствия, и гнусные инсинуации Саймона показались мне просто нестерпимыми.

– Рут, – повинуясь внезапному порыву, сказала я, – я размышляла о своем будущем. Едва ли я смогу остаться здесь... навсегда.

Она наклонила голову и устремила взгляд на розы.

– Поэтому, – продолжала я, – я уеду домой и там окончательно решу, как мне жить дальше.

– Ты знаешь, что здесь тоже твой дом и ты всегда можешь вернуться – если, конечно, захочешь.

– Да, я знаю. Но здесь меня окружают тяжелые воспоминания.

Она тронула меня за руку.

– Всем нам тяжело, но я понимаю. Ведь все случилось почти сразу после твоего приезда сюда. Как ты решишь, так и будет.

Я вспомнила циничную ухмылку Саймона Редверза, и едва не задохнулась от гнева.