Сердце его в Эдирне - YeliangHua
— Ещё одно слово о принце, и ты не выйдешь отсюда прежним, — Мехмед смерил визиря пристальным взглядом. — Думай, прежде чем говорить… наставник.
В зале повисла жуткая тишина, нарушаемая лишь приглушёнными шагами сменяющегося караула в коридоре.
— Хамза-паша, быть может, вам тоже есть, что сказать?.. — Мехмед развернулся к адмиралу. — Вы знали моего отца и знаете меня всю жизнь. Как, по-вашему — я притесняю христиан? Быть может, я несправедлив к иноземцам?.. Вы, албанец, стояли со мной плечо к плечу в битве за Константинополь.
— Если бы всё обстояло именно так, — Хамза-паша покачал головой, — я бы не был вашим адмиралом, Мехмед Хан.
— Иногда даже самый мудрый и справедливый правитель должен принимать сложные для себя решения, — отозвался Заганос-паша снова. — Александр Великий тоже был молод, когда пришёл к власти. Он тоже не желал побед, однако ему пришлось подавить восстания во Фракии и Фивах. Его считали слабым — и он лишь давал отпор. Именно так начинается путь великого завоевателя Александра Македонского, ставшего первым создателем мировой империи. Тебе должно быть это хорошо известно — ты ведь всегда любил историю. Не проливая крови, не используя все возможные и доступные тебе средства, ты не обеспечишь мир и процветание.
— Принц Раду — не средство, — зло прошипел Мехмед.
— А Халил-паша? — Заганос-паша сощурился. — Помнится, пять лет назад ты считал иначе.
— Халил-паша сам навлёк на себя беду. Он погряз в интригах так глубоко, что сам не заметил, как затянул петлю на собственной шее, — Мехмед продолжал сверлить учителя тежёлым взглядом. — Я никогда не желал строить империю, и вам это отлично известно.
— Однако, если ты не станешь этого делать, империю построят на твоих костях, — тихо проговорил Заганос-паша. — Константинополь пал, делая тебя наследником Византийского престола. Знаешь, сколько крови проливали до тебя, чтобы просто приблизиться к тому успеху, которого достиг сейчас ты? Тебе в этом году исполнится тридцать — как думаешь, как долго ты сможешь удерживать власть, если будешь бездействовать?..
Мехмед отвернулся, давая понять, что совет окончен. Он думал, что сможет положиться на Заганос-пашу, однако всё очевидней становилось, что их пути расходятся. Возможно, они разошлись куда раньше — но осознал он это лишь сейчас.
Чем больше он пытался понять, в какой момент Заганос-паша стал видеть будущее осман в войне, тем сильнее ему становилось не по себе.
Он отлично помнил тот момент, когда его наставник поддержал его в решении идти на Византию, и какое противодействие они оба ощущали среди своего окружения — людей, продавшихся генуэзцам и венецианцам. Среди них был и Халил-паша, который лелеял надежды избавиться от Мехмеда. Тогда Мехмед и Заганос-паша выстояли и укрепили свои позиции. Их действия были обоснованы, слажены и тщательно продуманы — и у них, по сути, не было иного выбора. В противном случае, ни один из них бы не выжил.
Впервые Мехмед задумался о том, что, вероятно, Заганос-паша ещё тогда знал, что, кто бы ни занял трон Византии, он будет обречён стать чудовищем.
Осознание этой простой истины повергло его в ещё большую злость — потому что, разумеется, Заганос-паша был прав. Об этом свидетельствовали все последующие кампании и упорные попытки то Мистрского Деспотата, то Трапезундской империи выступать против него. Мехмед уже не был уверен, что было хуже — воевать против таких же мусульман за греческий Трапезунд, или идти против человека, которого некогда считал другом, и который теперь распространял слухи о варварствах осман.
Он сам не знал, как оказался у покоев принца, однако двери неожиданно оказались заперты на ключ, так что стало ясно, что и Раду сейчас не был готов видеть Мехмеда.
Это было вполне понятно — по Эдирне теперь курсировали слухи, что Влад Басараб сжёг крепость и глумился над трупами, разъярённый слухами о связи между его младшим братом и султаном.
Вероятно, Раду уже обо всём прознал.
Часть 10
— …Мне не удалось его убедить, — Заганос-паша пожал плечами, избегая смотреть принцу Раду в лицо, — он об этом и слышать не желает.
— Это правда, что он ударил вас? — чуть помолчав, сменил тему Раду. Вежливость не позволяла ему спросить пашу напрямую, однако дворцовые сплетни распространялись со скоростью штормового ветра, а свежая рана на щеке Заганос-паши говорила сама за себя.
— Он был в ярости, — Заганос-паша вздохнул. — Это была провальная затея, принц. Я ведь предупреждал вас.
На этот раз принц Раду не ответил. Он молчал так долго, что в какой-то момент стало казаться, словно он более не заинтересован. Паше даже пришлось снова взглянуть на него, чтобы убедиться, что он всё ещё на месте.
— Ваш старший брат не идиот. Он знает, что Мехмеда не спровоцируешь так просто — он открыто пошёл войной против нас, прекрасно зная, что его поддержит Венгрия, а не ответить мы не сможем. Это была показательная расправа, объявление войны, — заговорил он, но Раду оборвал его.
— Мой брат убил двенадцать тысяч людей в одну ночь, — он встретил взгляд Заганс-паши почти безразлично. — Это не война, а бойня. Массовый забой. Влад, как и я, рос в Эдирне — вы, правда, считаете, что он искренне ненавидит мусульман? Ему глубоко безразлично, умрут ли ещё тысячи турков, или румынов или албанцев. То, что он творит, нельзя назвать войной… это необходимо остановить, пока мы все не погрязли в крови и ненависти. Пока не поздно.
— Я понимаю, — Заганос-паша кивнул, не зная, что ещё сказать. — Но султан не послушает меня. Разве только вы сами…
Раду покачал головой.
— Я не могу.
Всего три слова, в которых заключалось куда больше, чем он хотел бы сказать. Раду с самого начала понимал, что его отношения с Мехмедом не должны зайти далеко. Он верил, что всегда найдутся желающие использовать его против султана, и был намерен избегать ситуаций, когда бы Мехмеду пришлось выбирать между ним и справедливым решением. Его любовь вынуждала его быть осмотрительным — и он понимал, что однажды в положении разменной монеты может оказаться он сам. Он был к этому готов.
Не готовым оказался Мехмед.
Раду прикрыл глаза, проклиная себя за малодушие. Он не мог заставить себя просить Мехмеда, чтобы тот его отпустил
