Невероятный сезон - Ивз Розалин
Она выпрямилась и провела рукой по рукавам нового спенсера. Мистер Левесон прав, янтарный прекрасно дополнял коричневые бархатные сиденья его экипажа.
– Полагаю, вам следует отдать должное там, где это необходимо, сэр.
– Тогда благодарю за комплимент. И нет, научиться управлять экипажем было не особенно трудно. Требуется лишь практика, как и в овладении всем, к чему у человека есть склонность.
Он и правда казался тем въедливым человеком, который справится со всем, за что ни возьмется. Грация не думала, что относится к тому же типу людей. Некоторые вещи, такие как танцы, требовали способностей в дополнение к желанию практиковаться.
– А вы умеете управлять экипажем? – спросил он. – Или ездить верхом? Как вы предпочитаете наслаждаться миром природы?
– Пешком, – ответила Грация. – То есть я не управляю экипажем, умею ездить верхом, хотя и не очень хорошая наездница, но предпочитаю ходить пешком, потому что многое упускаешь, когда перемещаешься по миру слишком быстро.
– Например? Держу пари, подснежники, фиалки и колокольчики.
– Вы проиграли пари. Почему мужчины предполагают, что женщин интересуют только цветы? Я люблю цветы, но меня больше занимает фауна, чем флора: крапивники, воробьи, пустельги, дербники и прочие виды летающих существ.
– Вы натуралист, не так ли? – Его глаза зажглись интересом. – Изучаете что-то конкретное?
Грация помедлила. Мама постоянно внушала ей, как важно не делиться ее особыми интересами, поскольку джентльменам не нравится слышать, что леди изучает насекомых. Но поскольку ее не очень заботило хорошее мнение мистера Левесона и ей действительно нравилось обсуждать свои изыскания, она проигнорировала этот совет.
– Фактически да. Насекомые – моя специализация. Когда вернусь домой, хочу провести исследование Sphinx stellatarum, более известного как языкан обыкновенный.
– Бражник? Признаю, не думал, что вы – серьезный ученый.
Язык жгло желание спросить, почему это удивило его: потому что она женщина? потому что молода? потому что он считает ее некрасивой, а только хорошеньким девушкам позволено быть интересными?
– Помню, однажды вы отчитали меня за то, что я осмеливаюсь судить о ком-то предвзято, основываясь на внешности. Было ли это лицемерием?
Он поморщился.
– Туше. Вы правы. Мне не следовало делать предположений о вас. Я лишь хотел сказать, что обычно молодым леди не рекомендуют серьезно заниматься подобным. Но не сомневаюсь в ваших способностях… Вы производите впечатление человека, который внимательно наблюдает за миром вокруг.
– Теперь вы мне льстите. Или пытаетесь загладить оплошность, оскорбив меня? Я внимательно наблюдаю за тем, что меня интересует, не более. Мама находит меня прискорбно неловкой в вопросах светских тонкостей.
– И что же вы заметили во мне? – спросил он.
Взгляд Грации остановился на его лице, на длинных ресницах, обрамлявших темные глаза под густыми бровями. Она проследила резко очерченную линию подбородка, а затем взглянула на абсурдно красивые губы, слегка скривившиеся из-за ее пристального внимания. Едва заметный намек на щетину оттенял щеку так, что у Грации внутри все сжалось. Он был очень красив, но едва ли она могла признаться в этом.
– Вы быстрый, все, что вы делаете публично, стараетесь делать хорошо… от платья до танцев и управления экипажем. Хотя вы горды, но, когда вам хочется, способны доставить удовольствие другим. И, должно быть, кое-что знаете о природе, потому что, когда я упомянула языкана, вы поняли, что это бражник, хотя у него и не вполне обычное название.
– Вижу, вы очень внимательно наблюдали за мной, – сказал мистер Левесон, и в его глазах появился азартный огонек. Слишком поздно Грация поняла, что именно подразумевали ее слова: «Я внимательно наблюдаю за тем, что меня интересует». Негодяй расставил для нее ловушку, и она угодила в нее. – Если я и горжусь, то не собственной внешностью или богатством, которые были подарены мне родителями, а тем, над чем я работал. Своим умом, умениями и красноречием, которым, надеюсь, обладаю.
Он замолчал, а затем произнес:
– Знаете, почему все, что я делаю на публику, стараюсь делать хорошо? Вы никогда не задумывались над этим?
Грация понятия не имела.
– Полагаю, потому что хотите, чтобы о вас хорошо думали?
– Да. Любопытно, но, будучи англо-индийцем, чем я исключительней, тем более заслуживающим расположения меня считает общество. – Его рот скривился.
Грация не сочла его замечание любопытным, оно показалось ей огорчающим, как и самоирония в его голосе. Она не знала, что сказать, лишь хотела стереть горечь в его взгляде.
– Общество считает вас заслуживающим расположения?
Тень усмешки искривила его губы.
– Поразительно, не правда ли?
– Довольно, – согласилась Грация, улыбаясь ему с облегчением.
Они въехали в парк, деревья только начали зеленеть, обещая весну. Грация представляла, каким великолепным станет это место примерно через месяц, полным живых существ, но сейчас здесь было довольно печально, голо и серо.
– Рассказать, что я заметил в вас? – спросил мистер Левесон.
Грация догадывалась. Она скрестила руки на груди и посмотрела на парк.
– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.
– Очень хорошо, – ровно ответил он, кивнув джентльмену, шедшему по тротуару. Мужчина средних лет с подтянутой талией – должно быть, он носил корсет, как, по слухам, и принц – и в цветастом жилете уставился на них, когда они проезжали мимо. Столь известный человек, как мистер Левесон, регулярно катающийся по Гайд-парку, не мог вызвать подобного шока, так что, вероятно, именно Грация как его гостья так удивила этого джентльмена. Без сомнения, мистер Левесон обычно выезжал с бриллиантами чистой воды, если вообще катался с дамами.
Что увидел он, пока наблюдал за ней? То, что замечало большинство: полную молодую женщину, не отличающуюся светскими манерами? Или то, что видела Грация: яркую, способную девушку, не терпящую светских игр?
Грация вздохнула и разжала скрещенные на груди руки. Она снова повернулась к мистеру Левесону, который смотрел на дорогу и разглядывал проезжающих всадников и экипажи.
– Боюсь, любопытство – мой главный грех. Что такого вы разглядели во мне?
– Есть грехи гораздо хуже, чем любопытство. – Он легко держал поводья в правой руке, а левой – потер подбородок. У его уха виднелось крошечное пятнышко пластыря, будто он порезался во время бритья и забыл его снять. Такая оплошность была не в его духе, и Грация задалась вопросом, не выбила ли его из колеи перспектива этой прогулки?
– Думаю, мисс Элфинстоун, что вас часто недооценивают, и вам это нравится. Вы позволяете матери одевать себя, хотя то, что мне известно о вашем вкусе, свидетельствует, что вы могли бы выглядеть достойно, если бы вам предоставили хотя бы полшанса. Вы берете на себя роль безвкусной дебютантки, и все же у вас острый ум и глубокий интерес к миру природы. Вы можете быть смелы, когда речь идет об идеях или о благополучии других людей, но не о ваших собственных интересах. Я нахожу эти противоречия интригующими и озадачивающими.
На мгновение Грация забыла, как дышать. Его слова заставили ее почувствовать себя одновременно замеченной и раздетой догола. Если бы он не был кем-то, кого она находила более привлекательным, чем это позволительно, она могла бы почувствовать удовлетворение от его проницательности. Вместо этого она ощутила смутную угрозу… возможно, предательство, хотя кто и как ее предал, не могла сказать.
Ее щеки запылали.
– Я не ставлю перед собой цели интриговать или озадачивать. Я не играю в игры, сэр.
– Знаю. Это тоже меня интригует.
Ее лицо покраснело еще сильнее. Он что, флиртовал с ней? И, ради всего святого, почему? Они все еще ехали в глубь парка. Она представила, сколько еще ей придется находиться в экипаже с этим неприятным мужчиной. Слишком долго, решила она и подумала, не будет ли крайне невежливо попросить сейчас отвезти ее домой.
