Барбара Картленд - Безжалостный распутник
В глазах Роттингема блеснул веселый огонек.
— Нет, но у меня возникло ощущение, будто я вновь перенесся в детство.
— О, извините, — поспешила загладить неловкость девушка.
— Вам не за что извиняться, — ответил граф. — Ваша кормилица, как всегда, права. Кормилицы всегда правы. Но я сильно опасаюсь, что, вернувшись в детство, я постоянно стоял бы в углу и получал вместо ужина лишь хлеб да воду.
Лицо Сиринги по-прежнему было встревоженным, и граф поспешил добавить:
— Отлично. Я прощен, а ваша няня уже начала собирать вещи. Вы поедете вместе со мной в фаэтоне.
При этих его словах глаза Сиринги тотчас блеснули радостью, и граф отметил, что солнечный свет сделал их золотистыми.
— А Меркурий? — не удержалась от вопроса девушка.
— Я думаю, мы с вами поедем в фаэтоне, а мой конюх — на Меркурии. Обещаю вам, в Кингс-Кип ваш любимец получит вдоволь овса и сена.
— О, благодарю вас, милорд! — воскликнула Сиринга. — Я так беспокоилась за него!
— А за себя? — поинтересовался Роттингем.
— Иногда… я чувствовала… пустоту в душе, — запинаясь, ответила его собеседница и улыбнулась.
Граф внимательно посмотрел на нее:
— Вас непременно придется как следует откормить.
Сиринга вопросительно посмотрела ему в глаза, и он поспешил добавить:
— Вы, право, как малое дитя! Неужели вам непонятно, что соблюдение принципов чести или гордости, или как там вы это называете, может для вас плохо кончиться?
— Вы наслушались разговоров кормилицы, — обиженно возразила Сиринга. — Я не хочу, чтобы мой… мой владелец подумал, будто я пытаюсь… получить от него что-то… прежде, чем он… лучше узнает меня.
— О господи! — воскликнул граф. — Вы говорите так, будто яйца, молоко и хлеб — это бриллианты.
— Нет, конечно. Они гораздо вкуснее, — ответила Сиринга.
Роттингем рассмеялся.
— Пойдемте, и не забудьте свою шляпку, — сказал он. — Когда мы приедем в Кингс-Кип, мой шеф-повар устроит грандиозный пир.
— А деньги… которые мы должны? — робко поинтересовалась Сиринга.
— Вас это все еще беспокоит? — спросил граф. — Успокойтесь, прошу вас, и выбросьте эти мысли из головы. Я уже дал вашей кормилице денег, чтобы она оплатила все свои расходы. Она расплатится за продукты, взятые в долг в бакалейной лавке, а потом за ней заедет карета, которая заберет ее и ваш багаж.
— О, спасибо вам! — воскликнула Сиринга.
— Неужели это так много для вас значит? — удивился Роттингем.
— Я никогда, ни единого раза в своей жизни… не была никому должна… ни пенса. Я никогда… не куплю ничего такого, чего не могу себе позволить. Я никогда… никогда не залезу в долги. — Слова эти сами сорвались с ее губ, но уже в следующий миг, как будто что-то вспомнив, она прикрыла ладонью рот. — Но я… — добавила она тихо, — я всегда буду в долгу перед вами.
— Я же вам сказал, выбросьте это из головы! — резко оборвал ее граф. — Если есть что-то, чего я терпеть не могу, так это женщин, пытающихся говорить на темы, которые я не желаю обсуждать.
Его тон был властным, не допускающим возражений, и Сиринга с опаской подняла на него глаза. Облик графа показался ей пугающим. Каким добрым, отзывчивым и понимающим он был тогда в лесу. Теперь же перед ней стоял как будто другой человек.
Между ними словно выросла стена, а сам он теперь был с ней холоден и суров.
— Я схожу за шляпкой, — застенчиво пробормотала она и, неловко поклонившись графу, вышла из комнаты.
Она бросилась в спальню, где застала Нану на коленях перед раскрытым баулом.
— Нана! Нана! — возбужденно воскликнула Сиринга. — Мы уезжаем в Кингс-Кип!
— Знаю, — ответила кормилица. — Милорд только что сказал мне об этом. Но что бы подумала об этом ваша матушка?
— А почему мама стала бы возражать? — удивилась Сиринга. — Милорд говорит, что нам нельзя здесь оставаться одним, хотя я не до конца его понимаю.
— Теперь это дом его светлости, мисс Сиринга, — и вы должны это уразуметь. Пойдут всякие разговоры. Ведь вы, если не брать в расчет меня, живете здесь совсем одна.
— Да кто и о чем будет говорить и кому какое до меня дело? — пожала плечами Сиринга. — И все-таки как замечательно переехать в Кингс-Кип! Вы же знаете, Нана, какое это чудесное место! Я им всегда восхищалась.
— Да, дорогая, — согласилась Нана.
Сиринга заметила, что кормилицу все равно что-то тревожит, но она так и не смогла понять, что именно.
— Соберите все мои вещи, Нана, — попросила Сиринга. — И не забудьте, пожалуйста, про утюг. Я, конечно, понимаю, что в доме графа на фоне его роскоши я буду выглядеть бедной родственницей. Но по крайней мере у меня будет свежая кружевная косынка, и вы сможете хорошо отглаживать мои пояски.
— Мы не можем там долго оставаться, мисс Сиринга, — пробормотала Нана.
Сиринга надела соломенную шляпку и уже было собралась завязать под подбородком ленту.
— Нет, сегодня слишком жарко, чтобы надевать капор, — проговорила она, — да и в любом случае этот слишком заношенный. Пожалуй, я лучше перекину через руку шаль. Я хорошо выгляжу?
Она повернулась к кормилице. Глаза ее сияли радостью. В это мгновение она была воплощением невинности и юного очарования.
— Вы прекрасно выглядите, моя дорогая, — похвалила Нана. Правда, Сиринге показалось, что старая няня вот-вот расплачется.
— Не надо печалиться, дорогая Нана, — улыбнулась девушка. — Я знаю, вам не хочется покидать наш милый старый дом, но вы только подумайте, как прекрасно мы будем жить в графском поместье. Там можно будет вдоволь есть, и вы сможете сколько угодно пить ваш любимый чай!
Кормилица не ответила. Сиринга открыла дверь и устремилась вниз по лестнице.
Граф уже ждал ее в фаэтоне. Лошади готовы были в любой момент пуститься вскачь. Кучер помог Сиринге занять место рядом с графом и накрыл ей колени легкой накидкой.
— Сразу приводите Меркурия, Джим, — велел ему граф, — и не слишком гоните его. Он еще плохо обучен.
— Будет сделано, милорд.
Граф подстегнул лошадей, и фаэтон покатил по дорожке. Сиринга с восхищением посмотрела на графа. Никогда еще она не видела такого элегантного мужчину, правящего упряжкой превосходных лошадей. Никогда не испытывала такого восхитительного ощущения — ехать в экипаже, запряженном породистыми, грациозными животными!
Сиринга какое-то время молчала, и, когда они выехали на большую дорогу, граф осведомился:
— С вами все в порядке?
— Я в полном восторге! — призналась Сиринга. — Наверное, в этом неприлично признаваться, но я даже рада, что уезжаю из дома. Последние три года это было не слишком счастливое место для меня. — Немного помолчав, она добавила: — Нана страшно огорчилась, что мы переезжаем в Кингс-Кип. Никак не могу понять почему.
