Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– Ну-ну, мисс Элиза, не волнуйтесь, – успокоила ее Дот. – Бренди помогает вашей матери расслабиться и тем самым облегчает ей работу. К тому же мы с ней делали это столько раз, что сходу и не сосчитать.
– Я могу сосчитать, – заявила миссис Скайлер. – Мы делали это уже одиннадцать раз. Одиннадцать! И, даю вам слово, что ЭТОТ БУДЕТ ПОСЛЕДНИМ!
– Как бы то ни было, – продолжила Дот, – мы делали это так часто, что теперь можем перекинуться в картишки по ходу дела, и все равно все пройдет как по маслу.
– О! – выдохнула миссис Скайлер, передавая свою (пустую) рюмку Дот. – Секунду, пожалуйста. – Тут ее лицо искривила гримаса боли. Не мучительной боли, а такой, словно она ударила мизинец на ноге или страдает несварением в острой форме.
Конечно, Элиза слышала о трудностях деторождения и знала, что все это может быть довольно мучительным, но в целом представление о процессе у нее все еще было довольно расплывчатое. Поэтому ее встревожило нынешнее состояние матери.
– Дот, что происходит? Сделай что-нибудь!
Однако к тому времени, как она задала свой вопрос, лицо матери расслабилось, и она кивком попросила Дот снова наполнить ей рюмку.
– Что, мисс Элиза, разве вы не знаете, как это все происходит? Ничего страшного, это просто схватки.
– Схватки? – повторила Элиза, не представляя, что это значит. Все, что она смогла вспомнить, это лингвистическое значение термина.
В этот момент в дверь постучали, и в комнату скользнула Анжелика. Она заметно разрумянилась, но, несмотря на жару, накинула на плечи длинную светло-голубую шаль. В руках у нее был поднос с кофейником, полным горячего шоколада, и парой чашек, который она передала благодарной Дот.
– Простите, что не пришла раньше, матушка. Я навещала ван Аленов, и Кери – брат Лью – прибежал, чтобы позвать меня. Вы не поверите, но я только что проскакала три мили в мужском седле! Пронеслась галопом мимо старой миссис Вандермеер, которая чуть не упала в обморок!
Элиза внезапно вспомнила события полуторагодовой давности, когда она тоже скакала в мужском седле – с Алексом за спиной. Он помог ей выбраться из экипажа со сломанной осью и, для того чтобы помочь ей устроиться в седле и самому не утонуть в ярдах ткани, был вынужден оборвать часть ее юбок и подъюбников. Это был один из самых романтичных моментов их истории, впрочем, все, как и большая часть того, что происходило с ними в то время, когда зарождались их чувства, закончилось конфузом, основанным на недопонимании.
«Ну что ж, – подумала она, вспоминая ощущение сильного тела Алекса за спиной, – все хорошо, что хорошо кончается».
Она задумалась, где он может быть сейчас и думает ли он о ней, а затем приготовилась слушать неизбежные нотации матери за только что услышанный анекдот. Миссис Скайлер была неизменно строга в вопросах, касающихся приличного поведения ее дочерей на людях.
Но мать лишь пожала плечами.
– Неважно. У тебя теперь есть муж, и ты можешь не беспокоиться о репутации, не говоря уже о сохранении непорочности! К тому же первый ребенок миссис Вандермеер родился спустя шесть месяцев после свадьбы и весил десять фунтов, по-моему, даже с унцией!
Элиза чуть не зажала уши ладонями. Неужели ее мать действительно предположила, что миссис Вандермеер приняла участие в самом интимном брачном ритуале до того, как вышла замуж?
– М-мама, – запинаясь, обратилась она к Анжелике, – мама немного выпила.
– Я вижу, – сказала Анжелика, наполовину смеясь, наполовину удивляясь.
– Очевидно, это помогает маме расслабиться и, как ты выразилась, Дот? Облегчает ей работу.
– Определенно, – согласилась Анжелика.
Элиза не знала, что еще сказать.
– Эм, Дот мне только что объясняла, что такое схватки.
Анжелика нахмурилась.
– Ты про сражения отважных рыцарей?
Последовал взрыв смеха со стороны миссис Скайлер и Дот. Даже Элиза не смогла сдержать улыбку.
– Не совсем. Очевидно, это как-то связано с, эм, появлением ребенка из утробы матери.
– Именно! – подтвердила Дот. – Когда ребенок решает, что пришла пора появиться на свет, он очень нежно стучится в дверь, отделяющую его от мира. От этого мускулы, окружающие утробу, начинают сжиматься особым образом. Это немного похоже на то, как выжимают воду из полотенца. Вы беретесь за один конец и сжимаете полотенце, пока не доберетесь до другого. Так же сжимается и утроба. Сначала слегка, чтобы правильно разместить дитя, затем сильнее, чтобы вытолкнуть его на свет божий.
– А теперь один момент, в котором я не согласна с Дот, – вмешалась Кэтрин Скайлер. – Я не думаю, что ребенок сообщает матери, что ему пора родиться. Я считаю, что мать говорит ребенку, что ПОРА ВЫМЕТАТЬСЯ! – Последние слова миссис Скайлер адресовала прямо своему громадному животу, при этом голос ее, хоть и громкий, был наполнен смехом и нежностью.
И словно в ответ, ее лицо исказила очередная гримаса.
– Что это? – встревоженно спросила Анжелика, схватив Элизу за руку.
– Это и есть одна из схваток, – пояснила Элиза. – Это, кхм, нормально, и, как ты сама видишь, они не длятся долго.
– О, скоро они станут длиннее, – заметила Дот. – Между ними теперь проходит меньше времени.
– Да, теперь она полностью готова, – подтвердила миссис Скайлер, поглаживая живот. – Девочки, могу я предложить вам попросить одного из лакеев – хотя пусть это лучше будет одна из горничных – принести пару стульев, чтобы вы могли устроиться в стороне от этого зрелища. Некоторые тайны мать должна хранить от дочерей до конца.
– Я просто принесу их сама, – сказала Элиза.
– Захвати еще и рюмку, – попросила Анжелика. – Думаю, мне не помешает пропустить рюмочку вместе с мамой и Дот.
Элиза выбежала из комнаты. У орехового серванта в коридоре стояла пара легких плетеных стульев, и она быстро занесла их в комнату, а затем снова выбежала и схватила стакан для воды из того же серванта. Стакан мало походил размерами на дамскую рюмочку, но Элиза решила, что вряд ли кто-то будет следить за этикетом сегодня. К тому же она была почти уверена, что последует примеру Анжелики в плане «рюмочки».
Она поспешно вернулась в комнату, как раз в тот момент, когда мать снова скривилась от боли. Ее больше всего поразил контраст между судорожно сжатыми губами матери и ее спокойными, разве что чуть нетерпеливыми, глазами. Казалось, боль беспокоит ее меньше, чем затянутость этого действа, словно ей уже не терпелось вернуться к своим повседневным делам. Если бы речь шла о другой женщине, можно было бы сказать, что ей не терпится прижать
