Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– Я выслушал доводы обеих сторон и считаю, что здравое зерно есть в каждом. Мне потребуется ночь, чтобы обдумать их, и утром я сообщу вам свое решение.
Алекс понимал, что Вашингтон просто тянет время. Конечно, генерал не любил торопиться, но здесь не над чем было раздумывать. Ему нужно было лишь выбрать, кого поддержать – Лафайета, человека одного с ним статуса, или собственного преданного подчиненного.
– Со всем моим уважением, генерал, я хотел бы получить ответ сейчас, – максимально вежливо, но довольно настойчиво заявил Алекс.
Вашингтон моргнул. В исполнении столь сдержанного человека это могло быть расценено как судорожный вдох. Затем, Алекс мог поклясться, легкая улыбка скользнула по губам генерала.
– Что ж, полковник. Вы можете командовать атакой.
У Алекса рот приоткрылся от удивления. Несмотря на то, что верил в каждое сказанное слово, он особо не надеялся, что они произведут должный эффект. Вашингтон был ярким представителем своего класса, и его щедрость редко распространялась на простых людей. Он признавал таланты и умения человека, но только до той степени, до которой они были полезны ему. С учетом того, что все прочие условия равны – а Алекс ничуть не сомневался, что Жима рядом с Лафайетом учился ничуть не менее упорно, чем сам Алекс рядом с Вашингтоном, – он должен был встать на сторону господ, а не простых людей.
– Вы это заслужили, полковник Гамильтон, – добавил Вашингтон. – Тем, что сделали для меня и своих людей. Я верю, что вы приведете их и всю Континентальную армию к победе. – Он замолк, но тут же добавил с намеком на улыбку: – Ваше умение добиваться от меня быстрых и решительных действий помогло вам выиграть в этом споре.
– Благодарю, Ваше превосходительство, – произнес Алекс, едва к нему вернулся голос. Затем повернулся к Лафайету. – Мои соболезнования майору Жима.
Лафайет пожал плечами, но в глазах мелькнула смешинка.
– Что ж, всегда найдется другая война.
9. Горячие полотенца!
Особняк Скайлеров
Олбани, штат Нью-Йорк
Сентябрь 1781 года
– Элиза! – выдохнула Пегги, стоило сестре ворваться в дом. – Слава Господу, ты здесь! Пришел мамин срок!
Лицо Пегги приобрело пепельный оттенок и в то же время было расцвечено лихорадочным румянцем, а волосы растрепались. Элиза не могла припомнить другого случая, когда лицо сестры имело столь странную расцветку, с тех пор, как Пегги впервые открыла для себя пудру. Каким-то образом вид выбитой из колеи сестры помог ей успокоиться, и она утешающе похлопала Пегги по руке.
– Лью сказал, Дот уже вызвали.
– Да-да. Она говорит, что мама не послушала ее и не предупредила о том, что у нее начались первые схватки. И теперь все почти уже началось, – сказала Пегги, утирая пот со лба.
– И что же Дот велела нам делать? – спросила Элиза. – Нужно ли нам позвать доктора ван Рутена?
Пегги скорчила гримаску.
– Дот сказала, не надо, она справляется.
Элиза не была полностью в этом уверена. На мгновение ее накрыла паника.
– Да? Что-то еще?
– Дот говорит, что хотела бы чашечку шоколада.
Элиза непонимающе захлопала глазами.
– Шоколада? Для мамы?
Пегги покачала головой.
– Нет. Для нее. Для Дот. – По-прежнему видя непонимание во взгляде Элизы, она продолжила: – Она сказала, что если я хочу быть полезной, то могу принести ей чашечку чудесного шоколада и прихватить с собой сахару.
Элиза улыбнулась про себя, но лицо ее осталось спокойным. Если уж Дот велела хозяйской дочери приготовить ей шоколада, значит, вряд ли что-то идет не так.
– Ну, тогда почему бы тебе не найти Рози или Мэри и не попросить помочь с этим? А еще приготовить чистых полотенец и горячей воды. Кажется, я припоминаю, что они частенько нужны во время родов.
Пегги все еще казалась выбитой из колеи, ведь на самом деле, хоть их мать рожала уже далеко не в первый раз, трех ее старших дочерей всегда ограждали от участия в этом нелегком процессе. И лишь на этот раз им позволили быть рядом с матерью. Сложности деторождения, по искреннему убеждению матери и Дот, лучше было держать в секрете от нежных и впечатлительных девочек, пока они не повзрослеют.
Элиза отпустила Пегги, а сама поспешила наверх, в комнату матери. Сначала она изрядно перепугалась, не обнаружив не то что матери в постели, но и самой постели тоже, но затем вспомнила, что с наступлением жары они помогли миссис Скайлер перебраться в одну из восточных спален. Она поспешила дальше и, в очередной раз постучав, вошла в другую комнату.
Поскольку Кэтрин никогда прежде не позволяла дочерям помогать при родах, Элиза не была уверена, чего ей ожидать. Но она определенно не ожидала услышать раскаты смеха, доносившиеся с кровати.
– О, я знаю! – весело подтвердила Кэтрин Скайлер. – Филиппп-младший был просто невыносим. Говорю тебе, я прямо чувствовала, как он сжимает кулачки в моей утробе, не желая появляться на белый свет. Мальчишки, в самом деле, самые несносные! Элиза! – продолжила она столь же веселым голосом. – Будь добра, закрой, пожалуйста, дверь! Это все-таки не стойло в хлеву.
Элиза побледнела, но тут мать снова расхохоталась. Девушка аккуратно прикрыла дверь, а затем скользнула в уголок спальни.
– Да, роды тогда были такими долгими, – хихикая, подтвердила Дот. – Даже не знаю, кому пришлось хуже – вам или генералу Скайлеру. Он, наверное, похудел на добрую половину стоуна[7], потея от волнения!
– Я скажу тебе, кому пришлось хуже всего: моему прекрасному ковру в холле. Генерал так долго мерил его шагами, что почти вытоптал тропу среди вытканных на нем цветов. А ведь ковер нам везли из самой Персии!
Мать снова разразилась смехом, грудным и таким расслабленным, которого Элиза ни разу до этого момента у нее не слышала. И только тогда она заметила на прикроватном столике графинчик бренди и рюмку. Элиза сама наполняла графин прошлым вечером. А сейчас он был пуст на треть – подвиг, тем более впечатляющий, если учитывать, какая крошечная рюмочка стояла рядом.
– Ох-хо! – вздохнула мать. – Элиза заметила свидетельство наших шалостей! О, ну что ж, тогда можно выпить еще один.
Дот охотно наполнила рюмочку.
– Дот, – окликнула Элиза, когда повитуха передала рюмку миссис Скайлер, – ты правда думаешь, что матери стоит употреблять спиртное прямо сейчас?
В ответ Дот лишь взглянула на миссис Скайлер, состроившую обиженную мордашку. Секунду спустя они обе принялись хихикать, как девчонки. Элиза поняла, что употребляла ее мать не в одиночестве. Она не знала, полегчало ли ей от того, что мать выпила меньше, чем она
