Марина Струк - Обрученные судьбой
— Откуда ты ведаешь про то, где я был? — спросил он, недовольно сдвигая брови.
— Весь Замок говорит об том, — поспешила сказать Ксения, а потом тоже стерла улыбку с губ, взглянула на него сурово. — Я думала, у нас нет тайн друг от друга. Как и недомолвок. Много пожгли дымов?
— Много, — вздохнул Владислав. А потом отстранился от нее, присел в кресло, привлек ее к себе, обнимая за тонкий стан. Она смотрела на него сверху вниз и видела, как тягостно у него ныне на душе, как тяжело он переживает беду на своих землях. — Много дымов сожгли. Много людей порубили. И на разных сторонах, будто в догонялки играли все это время. Я — в одно село, а они уже в другом. И не догнать! Благо, пан Тынянский сумел отбить свои земли без моей подмоги. Там не так много потерь людских. А вот пан Ясилович… Он даже не вышел из своей каменицы с дружиной, засел за забором, пока людей в деревнях и селах, отданных ему в службу, жгли и убивали. Пес! Смердячий пес! — Владислав стиснул зубы, пытаясь обуздать свою ярость, которая так и не покинула его с того момента, как он увидел пепелища и трупы на своих землях. Ксения прижала его голову к своему телу, стала гладить по волосам, пытаясь помочь ему вернуть самообладание.
— Я не прощу ему того, пока не придет и не ударит лбом {2} за ту обиду, за тот ущерб, что нанес мне, за то, что пренебрег своей обязанностью, своей службой передо мной! — глухо проговорил Владислав, стискивая ее талию крепче. — Этот пес еще узнает у меня! Пес! Он сбежал еще до того, как я прибыл в те земли, иначе я прямо там удавил бы его.
— Кто теперь встанет на его место? — спросила Ксения, зная, что земли не могут быть бесконтрольными, что кто-то обязан занять место пана Ясиловича. — Или ты оставишь его за паном?
— Я пока не думал о том, — признался Владислав. — Покоя пока хочу мыслям, отдохнуть хочу душой. Хотя бы день…
— Я распоряжусь, чтобы тебя не беспокоили, верно? И воды горячей. Нужно узнать поставили ли воду греть для тебя.
Владислав поднял голову и заглянул в ее лицо, с удовольствием распознав властные нотки в ее голосе. Нотки хозяйки, жены ордината. А потом улыбка сползла с его губ, посерьезнел вмиг опять.
— Спросить тебя хочу, моя драга. В первый раз спросить хочу, — Ксения вдруг сердцем угадала, что будет за вопрос, который Владислав желает задать ныне, напряглась невольно, замерла на месте, выжидая. — Я сказал, что не буду неволить тебя с верой твой, не буду требовать крещения в католичество, но… Не изменила ли ты намерений своих? Не надумала креститься, как Мария, в веру мою?
Каждый отвел в сторону взгляд, будто опасаясь прочитать в глазах собеседника то, что видеть вовсе не хотелось, каждый затаил дыхание.
«…панна настолько погрязла в грехе, что уже забыла о том, что в блуде живет?!».
«…Что притихла, панна? Готова к тому, что в грехе будешь жить, коли так же дело пойдет? Али сменишь патриарха на Папу все же? Такие, как Гридневич, не оставят тебя в покое никогда…»
«…Нет твоей душе покоя. Знаешь ведь, что не сохранить тебе веру, не уберечь, а едешь за ним, позабыв обо всем….»
Столько разных голосов промелькнуло в голове Ксении, и всякий раз они были правдивыми, всякий раз больно били по сердцу своей горькой истиной. Чужая для всех — и для латинян, и для православных.
Но в то же время душа всячески противилась принять чужую веру, не родную, не отеческую. Криком кричала, восставала внутри от одной только мысли об том. Словно для нее это значило от родичей своих отказаться, землю свою отчую отринуть…
— Не могу, — тихо прошептала Ксения, прижимаясь губами к волосам Владислава, крепче прижимая его к себе, словно теплом своего объятия унять ту горечь, что охватила его при ее ответе. — Не могу. Прости…
Его плечи опустились вниз, но только так он выдал то разочарование, что бушевало в душе. Значит, снова отправлять текуна в Варшаву, к папскому легату. Значит, снова смиренно просить о разрешении, умоляя и суля еще больше награды в качестве даров Святой Церкви.
Снова, потому что ординату Заславскому было отказано в разрешении вступить в брак с женщиной еретической веры. А обвенчаться в храме православной веры, невзирая на то, что их союз никогда не будет признан большинством из шляхты, он не мог. Потому что тогда его дети станут незаконорожденными в глазах окружающих, ибо рождены будут вне союза, освященного Святой Церковью.
Они будут ублюдками.
Черная полоса на славном гербе Заславских. Черная полоса на роду. Черная полоса на его душе…
1. От «чур» — слова защиты от злой силы
2. Входит в рыцарский ритуал покорности вассала перед его сюзереном — рыцарь должен был трижды, встав на колено, ударить лбом перед сюзереном
Глава 39
В замке готовились к Рождеству.
Еще в первую неделю Адвента большие залы и холл были украшены длинными гирляндами из широких еловых лап, переплетенных между собой. Ксению поначалу эти украшения напугали, едва она увидела их впервые. По обычаям в ее земле еловые ветви использовались при погребении, и она даже подумала, что в Замок пришла смерть. Но ее страхи быстро развеяла Малгожата, улыбаясь, пояснила, что на период Адвента и Рождества и костелы, и жилища украшают именно елью в знак вечной жизни. Но Ксения еще долго не могла прийти в себя, и то и дело косилась за завтраком на темно-зеленую хвою, что висела длинной гирляндой над большим камином, чуть приподнимаясь в месте, где был выбит в камне герб Заславских. И весь день после Ксения ходила сама не своя — темный Замок с каменными стенами, богато украшенными шпалерами и оружием, казался ей ранее мрачным, будто могила, а ныне, с еловыми гирляндами, это сходство только усилилось.
Потому она старалась не спускаться лишний раз в залы, а сидела либо в своих покоях, либо в кухне, наблюдая, как лихо распоряжается Магдами слугами. Именно в кухне Ксения вдруг осознала, что она может сделать с хвойными ветвями, чтобы те не пугали ее так. Она наблюдала с интересом, как обматывает шелковой лентой цвета неба в летний день Магда толстую восковую свечу.
— Что ты делаешь? — не могла не полюбопытствовать Ксения. Магда оторвалась от своего занятия, улыбнулась Ксении.
— Это свеча Девы Марии, — пояснила она. — Обычно в Адвент мы зажигаем ее в церквях и жилищах. Такая же свеча стоит и в нашем костеле. Небесный цвет — это цвет Девы Марии, оттого и лента такая.
— А есть еще цвета Адвента? — заинтересовалась Ксения, обдумывая идею, что неожиданно пришла ей в голову вслед за словами Марии.
— Есть, — кивнула та. — Цвет пурпура. Цвет скорби по распятому на кресте Езусу.
