Графиня на арене - Минерва Спенсер
— Прости, я знаю, что ты хотел не это сказать.
— Думаешь, у нас нет будущего, потому что мы из слишком разных слоев общества?
Джо молча смотрела на него.
На мгновение Эллиоту стало стыдно.
— Боже, это если предположить, что ты вообще питаешь ко мне хоть какие-то чувства! Ты, наверное, считаешь меня самоуверенным, несносным и…
— Я считаю тебя совершенством.
У Эллиота отвисла челюсть.
Боже милостивый: она, похоже, и правда совсем пьяна.
— Я… я просто хотела сказать, что ты мне нравишься, — выдавила Джо, запинаясь, когда он уставился на нее с открытым ртом и выпученными глазами. Это были слова влюбленной девочки-подростка, и она сразу же добавила: — В смысле — ты хороший, порядочный…
Эллиот чуть склонил голову, нахмурив брови.
— Ты не чешешь языком попусту и не переживаешь слишком сильно по всякому поводу, так что было приятно с тобой путешествовать без кучи всякого… — Только сказав все это, Джо поняла, насколько странными кажутся ее слова. — Наверное, ты меня теперь считаешь полной дурой.
Эллиот засмеялся.
— Я считаю тебя очаровательной.
— Очаровательной? Вот уж так меня еще никто не называл.
— Большое упущение.
Его взгляд был таким теплым и искренним, что Джо залилась краской. Ох, только бы опять не начать бормотать всякую ерунду. Джо смотрела на что угодно, только не в его внимательные синие глаза.
— Упомянув о разнице в нашем статусе, мне кажется, ты преувеличила проблему. Это правда: я четвертый сын графа, — но у меня нет никаких обязательств перед семьей: я не обязан искать себе блестящую партию, чтобы сохранить наш титул. Сам я тоже не завишу от семьи: мне даже не дают деньги. Если они и не одобрят мой выбор, этим все и ограничится. Им не понравилась моя профессия — ну и что? Мы пережили это и все еще близки. Поначалу будет непросто — ну или может возникнуть неловкость, — но когда они узнают тебя получше…
— Думаешь, они примут меня после того, как узнают, чем я зарабатывала на хлеб? Что меня вырастил опозоренный армейский сержант? Что я всю жизнь якшалась с преступниками? Что сейчас работаю в цирке? — Джо перевела дыхание и добавила: — Что я убийца?
Эллиот нахмурился.
— Чем опозоренный?
Джо не смогла сдержать горькой усмешки.
— Это все, что ты услышал из моих слов?
Эллиот взял ее руку в свои.
— Пожалуйста, просто скажи мне, от чего ты бежишь.
— Ни от чего, — соврала она, высвободив руку, и села, подтянув одеяло к груди.
— Мне нет дела до того, что твой дядя чем-то себя опозорил. А что до общения с преступниками… Как ты думаешь, с кем мне самому приходилось постоянно иметь дело по долгу службы? — Эллиот наклонился к ней. — А если ты имела в виду убийство Бруссара и ему подобных, что ж — ты оказала услугу обществу.
Джо моргнула.
Эллиот воспользовался ее замешательством и придвинулся ближе.
— В твоем прошлом нет ничего такого, с чем бы мы не справились, Джо.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — возразила она, и голос ее дрогнул, но больше от страха — от страха перед искушением позабыть об осторожности и ухватиться за возможность счастья, даже не сомневаясь, что рано или поздно все обернется трагедией.
Эллиот схватил ее за руки и притянул к себе.
— Так объясни мне.
Джо так хотелось с кем-нибудь поделиться, кому-то довериться — снять с души тяжкий груз. Кроме того, чем это опасно теперь? Все, кому ее признание могло бы навредить, давно мертвы. Ей самой ничего не будет — она не совершала никаких преступлений, во всяком случае, в Англии и против ее правительства. Что плохого, если она расскажет правду?
«А как насчет тебя, цыпленочек? Думаешь, он сможет на тебя взглянуть без отвращения, если узнает правду?» Голос Мунго прозвучал так громко, словно он шептал ей в самое ухо.
— Пожалуйста, Джо, доверься мне. Клянусь, я никогда не причиню тебе зла, — сказал Эллиот.
На мгновение она зажмурилась. «Я должна, Мунго. Не могу больше нести эту ношу одна. Теперь, когда тебя нет рядом, мне слишком тяжело».
Ответа не последовало, потому что никакого Мунго рядом не было.
Джо открыла глаза и встретила взгляд Эллиота.
— Я расскажу тебе всю правду, но ты должен дать слово, что ни единая живая душа больше об этом не узнает.
Эллиот нахмурился, но кивнул.
— Обещаю: все, что ты скажешь, останется между нами.
— Даже если тебе спросят твои наниматели?
— Да, даже если спросят, — сказал он без колебаний.
Джо глубоко вздохнула и начала с вопроса:
— Ты слышал когда-нибудь о майоре Джоне Таунсенде?
Она сразу поняла, что это имя знакомо Эллиоту, по отвращению на его лице.
— Йорктаунский предатель.
Джо кивнула, хотя слышать это прозвище было так больно, словно ее ударили плетью по спине.
— Что тебе известно?
— То же, что и всем, кто работает на правительство. Он продавал тайны колонистам во время восстания — того, что американцы называют Войной за независимость. Его должны были казнить за это, но один из его соратников — сержант, который, как думают власти, шпионил вместе с ним, — помог ему бежать. Предатели сбежали, но были убиты индейцами местного племени, которое сотрудничало с англичанами, ради награды, объявленной за его голову. Крик — так оно, кажется, называлось.
У Джо до того пересохло в горле, что говорить она смогла не сразу.
Эллиот встревожился.
— Что ты хочешь сказать, Джо?
— Я хочу сказать, что Мунго Браун мне не дядя, а отец. И звали его Коллам Мунго Браун. Это был тот самый Коллам Браун, который служил ординарцем у майора Джона Таунсенда, и один из тех двоих, кого многие винят в поражении Британии в войне с американскими колониями.
Глава 8
У Эллиота волоски на шее встали дыбом от слов Джо, словно в двух шагах от него ударила молния.
Джо кивнула, хотя он ничего не говорил, и ее взгляд снова стал непроницаемым.
— Теперь понимаешь, да?
— Но… нет, я не понимаю. Их обоих поймали и казнили вскоре после побега — это было больше тридцати лет назад, а тебе всего двадцать восемь.
— Все было не так, как ты думаешь. За время войны отец подружился с несколькими воинами из племени крик. Многие племена встали на сторону англичан, но только ради выгоды, а не из особой верности королю. Майора Таунсенда и моего отца любили в племени, поэтому вождь отпустил их, но сохранил их мундиры как доказательство,
