Белая роза - Огюст Маке
– Я и забыла, – сказала она, – что здесь живут счастливые люди: торжествующая мать и трепещущий от радости сын. Сейчас они начнут обниматься, плакать. Для таких людей, как мы, счастье – это странная вещь. Надо взглянуть на этот спектакль. Давай, Катрин, обопрись, как и я, на перила балкона. И вы, Фрион, тоже смотрите. Нас всех поразил гром небесный, и все мы теперь на одной доске.
Фрион подчинился – наполовину чтобы угодить могущественной принцессе, наполовину, чтобы восстановить самообладание. Три зрителя стояли, опираясь на балюстраду. Катрин держала Маргариту под руку, озабоченный секретарь стоял в одиночестве в нескольких шагах от них.
VI
Красивого, но такого странного молодого человека везли в карете оруженосцы герцогини. Часть пути он не подавал признаков жизни. Поначалу юноша с интересом рассматривал вооруженных людей, красивых лошадей и все воинское подразделение, охранявшее его так, словно он был какой-то важной птицей. Но потом, обнаружив присутствие Зэбе и Жана, своих еврейских опекунов, которые только и делали, что изрекали надоевшие истины, приставали с надоевшей заботой и заставляли делать то, что им казалось важным, он забился в угол кареты и впал в высокомерное уныние, став похожим на грустного льва, которого куда-то везут в его клетке.
Пару раз Зэбе говорил ему:
– Скоро мы возвратимся на родину.
Но Перкен не удостаивал его ответом.
Потом Зэбе несколько раз повторил:
– Скоро мы увидим нашу дорогую хозяйку, вашу мать.
После этих слов глаза юноши на мгновение загорелись, и Зебе с облегчением подумал, что для этого молодого человека еще не все потеряно, поскольку он все еще любит свою мать, и одно лишь упоминание о ней способно вырвать его из летаргического сна.
Когда караван въехал в предместье Турне, Зэбе приблизился к карете и обратился к юноше со следующими словами:
– Хозяин, мне кажется, следует отправить кого-нибудь из господ оруженосцев предупредить о нашем приезде. Ведь наше неожиданное появление может оказаться слишком сильным ударом для сердца госпожи Уорбек. Как вы полагаете, где нам лучше переждать, пока ее предупредят, у ворот со стороны реки или просто на улице перед домом?
– Я не понимаю вас, – сказал молодой человек.
– Хозяин, у ворот со стороны Шельды или на улице?
– Что значит ворота со стороны Шельды? – спросил Перкен.
Зэбе посмотрел на своего компаньона и пожал плечами. Жан в свою очередь сказал:
– Да он полный идиот.
– Тише, несчастный, – прошептал Зэбе, – вдруг он тебя услышит.
– Пусть слышит, все равно ведь не поймет, – ответил Жан. – Попробуйте еще раз воззвать к его разуму, скажите, что мы добрались до дома.
Зэбе так и сделал.
– Вот мы и в Турне, хозяин, – сказал он слащавым тоном, каким обычно уговаривают ребенка, чтобы он выпил горькое лекарство.
Перкен в ответ ограничился лишь тем, что шире раскрыл глаза.
– Турне! Понимаете, мы в Турне!
– Ну и что? – спросил Перкен.
– А то, что вы уже в родном городе, хозяин. Вы его узнаете?
Перкен приподнялся на локте, оглядел все вокруг, увидел арку, мрачную улицу, крыши домов в готическом стиле, раскинувшееся впереди пространство, словно нарезанное на части золотыми солнечными лучами.
– Нет, я ничего не узнаю, – спокойно ответил он.
И вновь разлегся в карете.
– Давайте отвезем его прямо домой. Тут уж ничего не поделаешь. Счастье уже то, что мы доставили его живым. Если будем медлить, так он, не дай Бог, еще умрет у нас на руках.
После этих слов Жана караван продолжил путь, карета проехала по мосту, и кавалькада приблизилась к дому госпожи Уорбек как раз в тот момент, когда та уже была готова сесть на мула и поспешить навстречу своему сыну.
Открылись ворота, Зэбе протянул Перкену руку и подставил плечо, чтобы помочь ему ступить на землю. Но тот отверг помощь старого еврея, легко выпрыгнул из кареты и стал очень внимательно и с удивлением рассматривать отчий дом.
Тем временем поднялась страшная суета, со всех сторон раздались радостные крики. Из прихожей выбежала женщина, прорвалась сквозь толпу и, словно обезумевшая, ничего не видя от слез и крови, из самого сердца прихлынувшей к ее глазам, бросилась вперед и раскрыла объятия прибывшему сыну. Все почтительно посторонились, пропуская вперед счастливую мать, а она вцепилась в молодого человека и потащила его в отгороженный занавесом внутренний двор.
Перкен мягко оттолкнул ее.
– Кто эта дама? – спросил он у Зэбе.
– Он не узнает свою мать! – воскликнул старик. Зэбе уже находился в прихожей и рассказывал слугам о болезни молодого человека. Потрясенная госпожа Уорбек отступила назад. Она вся дрожала, и в ее неподвижных глазах нарастало выражение настоящего безумия.
– Разве это Перкен?.. – прошептала она. – Разве вы мой сын?..
Но Перкен хранил молчание. Он стоял, рассматривал эту женщину, и в его глазах не было ни удивления, ни теплых чувств. Единственная эмоция, которую можно было прочитать в его умном и спокойном взгляде, напоминала скорее сострадание.
– У моего сына были черные волосы, – произнесла мать, которой, как казалось, начало передаваться безумие ее сына. – А у вас-то волосы светлые. Ну ладно, цвет волос может измениться, но вот черты лица… У моего сына другие черты лица. Скажите же что-нибудь, сударь мой… Вы не узнаете свою мать?
– Нет, сударыня, – ответил Перкен тягучим и приятным голосом.
– Тогда зачем вы обманываете меня? – с непередаваемым отчаянием воскликнула саксонка. – Зачем вы участвуете в обмане, затеянном этими людьми?.. Это нехорошо…
– Я вовсе не в сговоре с этими людьми, – сказал Перкен. – Я с ними даже не знаком.
Все собравшиеся в прихожей наблюдали эту сцену, но никто не понимал смысла едва слышных слов, которыми с тяжелыми чувствами обменивались два чужих друг другу человека.
– Госпожа, – сказал Зэбе, подойдя к несчастной матери, – остерегитесь, вы слишком долго расспрашиваете его. От этого может усилиться его безумие.
Но саксонка не слушала Зэбе. Она уже потеряла терпение. Дрожащей рукой она схватила старика за отворот кафтана и, метнув на него дикий взгляд, сказала срывающимся голосом:
– Сначала скажи мне, кто ты такой?
– Зэбе, госпожа… вам это хорошо известно, – ответил опешивший еврей.
– Какой еще Зэбе?
– Управляющий товарным складом в Константинополе, госпожа.
«Похоже, все в этой семье сошли с ума», – подумал при этом Зэбе.
– А кто этот молодой человек?
У Зэбе от изумления глаза полезли на лоб.
«И она сошла с ума», – подумал он.
– Где ты его нашел? – продолжала засыпать его вопросами саксонка.
– В Константинополе. Туда меня вызвал его отец. Я же вам писал.
– Я знаю, что ты мне писал.
