Белая роза - Огюст Маке
У саксонки уже не было сил сопротивляться. Теперь надо было либо лгать, либо признаваться.
Внезапно лицо госпожи Уорвик стало совершенно спокойным. От герцогини не ускользнуло, что теперь оно выражало не истинные чувства, а притворные: искреннее выражение унылой грусти сменилось деланной озабоченностью. Совладав с собой, саксонка заявила:
– Раз вы требуете от меня признания, мадам, то вот вам факты. Я отказывалась отпустить в путешествие моего сына Перкена. Любая мать так поступила бы на моем месте. Но сыну это не пошло на пользу. В ответ на мой отказ господин Уорбек, которому надоело мое сопротивление, рассердился и, не предупредив меня, просто взял и увез нашего сына.
– Не предупредив вас? – холодно осведомилась герцогиня. – Просто взял и увез?
– Да, мадам.
– Среди бела дня, открыто или обманным путем? Будь это днем, вы бы все увидели.
– Ночью, через потайную дверь, которая выходит на Шельду.
Герцогиня подумала и решила, что такой отъезд выглядит очень странно. Она могла бы и дальше продолжать свой допрос, не опасаясь, что нанесет душевную рану хозяйке дома, которая и так сильно увлеклась, пытаясь поглубже спрятать свои секреты. Но Маргарита вовсе не собиралась тут командовать и демонстрировать, что именно она является хозяйкой положения. Все было как раз наоборот. Она нуждалась в госпоже Уорбек и не могла себе позволить потерять ее расположение.
Поэтому она решила сменить тон и заявила безразличным голосом, обнадеживающе взглянув на свою собеседницу:
– Ну что ж, вашу рану можно легко излечить, а врачом буду я сама. Вы огорчены отсутствием Перкена. Но ваше огорчение скоро сменится радостью, потому что он возвращается.
– Он возвращается! – воскликнула саксонка. При этом было заметно, что она пытается подавить в себе радостный порыв.
Затем она добавила:
– Сколько раз уже мне говорили эти слова!
– Да, но говорила их вам не я, – ответила Маргарита с едва заметным высокомерием, которое подействовало на горюющую мать сильнее тысячи ласковых слов.
Госпожа Уорбек почувствовала, что за этим высокомерием скрываются искренность и правда.
– Вы точно знаете?.. – пробормотала саксонка, умоляюще сложив руки.
– Больше того, – с улыбкой ответила Маргарита, – я видела его.
– Вы видели моего сына?
– Да.
– Вы видели, что он возвращается?
– Я даже велела поместить его в мою карету.
– Он ранен… или болен? О, да! Если говорят, что он болен, то для матери это означает, что он умер!
– Говорю же вам, что он возвращается, и могу даже с точностью до двух часов назвать время его появления в вашем доме.
– Мадам!.. Ваше сиятельство!..
– Это произойдет сегодня, самое позднее – завтра утром.
– О! – воскликнула саксонка и бросилась целовать руки герцогини.
Маргарита наслаждалась ее восторгом и уже решила, что ей удалось успешно решить поставленную задачу. Но внезапно в прихожей послышался стук в дверь, и раздались громкие голоса.
В прихожую вошел офицер и сообщил, что в город въехал караван, в составе которого находятся люди, хорошо знакомые госпоже Уорбек.
Его слова проникли через занавес. Саксонка бросила на улыбающуюся герцогиню взгляд, полный волнения и надежды.
– Все так и есть, – ответила Маргарита на ее немой вопрос.
Пораженная свалившимся на нее счастьем мать приказала служанкам принести ей накидку и велела запрячь мула, чтобы ехать встречать возлюбленного сына.
Пока она поторапливала своих домочадцев, во двор вошел Фрион. Он с таинственным видом подошел к герцогине и передал ей послание, сопроводив его словами:
– Из Шотландии для вашей светлости.
Чтобы спокойно ознакомиться с посланием и затем обсудить его содержание, Маргарита поднялась по небольшой лестнице, соединявшей двор с круговой террасой на втором этаже. Она присела, оперлась на ограду, увитую цветами, и с волнением распечатала письмо, которое явно было направлено ей неспроста и содержало важные новости.
Так оно и оказалось. Едва герцогиня ознакомилась с посланием, как ее тут же постигло глухое и унылое разочарование. Она нахмурилась и передала письмо Фриону, на лице которого отразились такие же чувства.
Яков IV извещал свою союзницу, что вся дворцовая интрига, на которой враги Генриха VII строили свои планы, развеялась, как дым. Сам Генрих VII в письме своему послу в Шотландии с издевательским цинизмом сообщил, как он надул своих противников. Он утверждал, что лично подослал Брекенбери к королеве-матери, потому что устал от попыток жены и тещи возродить популярность Йорков. В первую очередь, он хотел добиться, чтобы угас интерес народа к здравствующим Йоркам, а для этого необходимо было показать людям, что их вводят в заблуждение, и народная любовь к принцу есть не более, чем химера. Кроме того, он хотел проверить, как поведут себя его враги в подобной ситуации. И вот, чтобы показать, насколько он силен, король решил сам пустить слух о том, что сын Эдуарда жив, бросив таким образом вызов своим недругам.
В конце письма Яков IV сообщал, что Генрих VII повел себя, как неслыханный и наглый захватчик, издав указ о присоединении к своим владениям всех вотчин и имущества семейства Йорков. При этом Генрих ссылается на законное право своей жены и сына получать доходы от этого имущества.
Таким образом, ловкий узурпатор лишил враждебное ему семейство средств, с помощью которых планировалось вести против него военные действия.
Этот удар короля поразил герцогиню в самой сердце. Потеря богатств была равнозначна для нее утрате последней надежды. Фрион был потрясен, но инстинктивно был готов противостоять свалившемуся несчастью. Его восхитил гений Генриха VII, этого неутомимого борца, для которого любое поражение становилось поводом с новой силой возобновить борьбу.
– Что ж, – сказала герцогиня, подавив вздох, – фортуна отвернулась от нас. Не будем испытывать терпение Господа.
– Ваша светлость говорит не то, что думает, – пробормотала ошеломленная Катрин. Она уже ознакомилась с посланием, и ей показалось, что терпеливому и могучему гению Маргариты вполне по силам перенести полученный удар.
– Не забывайте, что герцог Бургундский погиб именно потому, что упрямо не желал смириться со своей судьбой, – ответила ей герцогиня.
– Иногда, – смиренно сказал Фрион, – мгновение, грозящее гибелью, приносит нам спасение.
– Вы имеете в виду чудо, господин Фрион, – удрученно отозвалась герцогиня. – Я не отрицаю, что чудо может произойти, но я не из тех, кому Господь позволяет их творить. Катрин, дитя мое, нам пора принимать решение. Необходимо, чтобы вы срочно отправлялись в Остенде, где вас ждет корабль. Кто знает, вдруг обрадованному Генриху VII придет в голову начать войну против нас с конфискации этого судна. Только этого нам не хватало. Готовьтесь к отъезду, а я пока подумаю, что вам следует передать от моего имени Якову IV.
Внезапно она замолчала. Внизу поднялись шум и суета, напомнившие
