Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
— В тюрьму!
* * *Андрей, точно потерявший разум, ворвался в особняк. Если Юлия не лгала, то его жизнь была сплошным фарсом, его жена сделала подлость и с этой подлостью все это время смотрела ему в глаза, а его тесть и вовсе негодяй, сыгравший на чувствах девушки, которая его искренне любила. Не может быть. Не может этого быть, его семья не могла его так предать. Юлия сказала в кладовой, в старом шкафу. Андрей кинулся к двери старой кладовой. Шкафа в ней не было:
— Тихон! Он закричал что было силы, Тихон, сюда!
Старый камердинер прихрамывая вышел:
— Звали барин?
— Где шкаф?! Где отсюда шкаф?
Лицо камердинера вытянулось:
— Так это, барин, еще, помнится, после свадьбы Наталья Сергеевна велела вынести и спалить и его и все что в нем!
— Так что было в нем? Ты помнишь! Что было в нем?
— Простите барин, не грамотные мы. Ну бумаги старые, тряпье. Все сожгли.
— Прости! Прости старина.
Андрей сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Похоже Юлия не лгала и Натали просто уничтожила следы преступления. Где еще это может быть. Андрей вспомнил. Юлия сказала, что листовки могут быть где угодно. Промелькнула мысль. Зала! Бальная зала. Она была самой большой и самой старой комнатой в особняке. Там было четыре камина и кладовая, куда со всего дома сносили бумаги, чтобы растапливать ими камины. Он кинулся туда. Рванув дверцы кладовой, Андрей с остервенением принялся выкидывать древний бумажный хлам. Десять лет! Да за эти десять лет, конечно, все уничтожено. А может Юлия лгала, может Натали ни в чем не виновата. Да — ревнивая, да — взбалмошная, но не предательница же! Добравшись до дальней стенки комнаты, он увидел на полу пожелтевшие, скомканные листки. Развернув один из них, он прочитал:
«Казаки! Пришло время выбрать наш путь! С кем мы, с отсталым режимом самодержавия, или новым, революционным путем демократической России, где каждому будет место по его заслугам, где ваши дети не будут больше страдать от холода и голода, а вы будете сами выбирать, каким путем идти нашей великой многострадальной стране! Я поведу вас верной дорогой, К черту царя батюшку — он не может помочь ни нашей земле, захлебывающейся кровью на Кавказе, ни нашим детям, умирающим от нищеты. Да здравствует новая власть- власть народа! Вставайте! Будьте едины, я, сын генерал-губернатора, осознавший всю пагубность нашей власти, всю подлость её и несправедливость… Я, Андрей Истомин, возглавлю…»
Дальше читать не было ни сил, ни желания. Юлия не лгала. Правда, Она сказала правду!
— Господи! Ты нашел! Она все-таки проболталась!
Голос Натали вывел его из оцепенения. Жена стояла за спиной и с горечью смотрела на скомканные листы бумаги.
— Зачем ты её слушал! Ведь все было хорошо, все было так хорошо…
— Натали! Я поверить не могу! Зачем?! Зачем ты это сделала. Как ты могла? Ведь я тебе верил. Когда ты была со мной, все это время я тебе верил!
— Верил?! Верил, но не любил! Ты ни разу, никогда, слышишь, никогда не говорил мне, что любишь меня! Ты никогда не глядел на меня так как на неё!
— Ты все убила! Своей глупой ревностью к прошлому, к будущему, к настоящему — ты все убила! Ты хоть понимаешь, что я не смогу больше жить с тобой!
— Ты заблуждаешься! Ты забыл, что у нас есть сын!
— Я завтра же заберу сына в имение и подам на развод. А ты можешь оставаться со своим подлецом отцом!
— Ты еще не все знаешь! Неужели ты не заметил? Ты не видишь?
— Да чего, черт возьми, я не вижу Наташа?
— Ребенок! Я жду ребенка! Уже четыре месяца!
Андрей опешил.
— Ребенка?!
— Да! Нашего с тобой ребенка! Ты ничего не видишь! Я думаю, будь я на девятом месяце, ты и то бы не заметил!
— Наташа!
— Молчи! Если ты еще хоть слово скажешь, я за себя не ручаюсь!
— Натали! Ты сейчас не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Ты понимаешь, что ты совершила чудовищный поступок! А твой отец готов был сгноить меня в тюрьме, если я не буду с тобой!
— А что мне оставалось? Я любила тебя! Я так любила тебя с детства! Я была готова отдать жизнь за тебя! А ты выбрал её! Я просто боролась! У меня просто хватило сил добиться своей цели, кстати, в отличие от тебя!
— Ты — чудовище, Натали! Расчетливое чудовище. Я больше не смогу с тобой жить. Я ухожу! Вопрос о разводе пускай решает государь. Полагаю, — он протянул ей скомканную листовку, — это будет лучшим доказательством для всех!
Он повернулся и направился к выходу
— Развод?! Да не трудись! Я избавлю тебя от этой муки!
Андрей повернулся. В руках Натали был длинный острый нож для резки бумаги.
— От развода, от себя, а заодно и от ребенка!
— Наташа! Стой! — Андрей кинулся к ней, протянув руки, — Стой, грех ведь на душу берешь, страшный грех.
Лицо Натали было мертвенно бледным, невидящим взглядом она смотрела сквозь него и бормотала:
— Я только боролась за тебя! Я так любила тебя! — голос перешел в шепот- Я люблю тебя до смерти… Люблю до смерти…
Она размахнулась, Андрей кинулся к ней в ноги, подставив спину под удар. Нож скользнул, распоров ему спину, плечо и руку и острием лезвия уперся ей в бок.
— Андрей…
Натали, закрыв глаза, обмякла и без чувств упала ему на руки. Кровь ручьем хлестала из раны на плече. Андрей из последних сил вытащил окровавленный нож и обернулся. На пороге стояли Истомины и отец Натали.
— Доктора! Он терял сознание, — позовите доктора! Она…
Отшвырнувший его отец Натали прошипел:
— Убийца! Ты за это ответишь! — он взял дочь на руки и вынес из особняка.
* * *Юлия проснулась около полудня и сладко потянулась. Она вспомнила прошлый вечер, нежный, чувственный поцелуй, который подарил ей Илья Юсупов. Его слова, его теплые, сильные руки. Какой он все-таки замечательный! Она вспомнила вчерашний разговор с Андреем, и настроение сразу испортилось.
Юлия надела пестрый восточный халат и вышла из комнаты. В спальне гудел Деменев, ругаясь с женой. Юлия вошла без стука.
— Доколе! Доколе, Валентина, ты будешь проверять каждую вещь в моем саквояже! Мне через час надо быть в банке, там битых полдня подписывать поручения, а еще надо успеть к вечернему поезду. Юленька, ну хоть ты её угомони! Ну, чистый фельдфебель!
— Молчи, вот я тебе, — маменька перетряхивала вещи в его саквояже, — хуже дитя, все надо проверять и перепроверять!
— Папенька, ты уезжаешь?
— Юленька, выехать надо прямо сейчас, боюсь опоздать к вечернему поезду, а тут еще и это… — он с горечью указал на усердствующую жену.
— У меня к тебе разговор!
— Ну, все, готово, — маменька с торжеством закрыла саквояж, — теперь я спокойна!
