Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
Дверь открылась. Толстый надзиратель подмигнул ему и пробурчал:
— Встречай соседа, сиделец.
В дверь вошел мужчина с перетянутым бинтами плечом. Опершись на стол, он сделал шаг и упал на матрац на нары. Надзиратель поставил на стол металлическую плошку с баландой:
— Как-нибудь с одной похлебаете, чай не бары.
Колька кинулся к плошке и начал торопливо поглощать теплую жижу. Новенький отвернулся к стене и, казалось, заснул. Дверь снова открылась. В камеру вошел, нет, скорее даже влетел мужчина в темном сюртуке и галстуке и рванул новенького за забинтованное плечо. Тот охнул и сел на нарах. Через повязку проступила кровь.
— Она до сих пор не пришла в себя! Ты слышишь! До сих пор! Что ты ей сказал! Почему она так расстроилась?! Наверняка ты пытался ударить её в ответ!
Новенький устало смотрел в сторону:
— Я тысячу раз говорил вам и повторю еще раз- это несчастный случай, я пытался заслонить её от её же удара. Больше я вам ничего не могу сказать. Оставьте меня…
— я тебя оставлю, я тебя на всю оставшуюся жизнь тут оставлю. Если она не выживет — я сгною весь род Истоминых…
Он вышел. Лязгнул замок камеры. Колька, не веря своим глазам и ушам, подсел к новенькому:
— Истомин?! Вы Истомин?! Барин! Вы меня не узнаете?
Андрей смотрел на Кольку, в затуманенном болью и усталостью сознании стали появляться смутные воспоминания:
— Ты тот парень, что влез к нам в дом…
— Я — Колька, я служу у Юлии Григорьевны, я не вор, я письмо вам должен был передать! Только письмо передать!
— Да, Юлия говорила… я помню…
— Письмо отобрали в участке.
— Это плохо, если в нем то, о чем я догадываюсь, и оно попадет в чужие руки — будет большая беда.
— Эх, — Колька вздохнул и виновато скукожился в углу. — тюха я тюха! Подвел Юлию Григорьевну. А ведь она такая…
Он заметил, что Истомин смотрит и слушает с большим интересом.
— А ты давно свою хозяйку знаешь?
— Она меня с детства пригрела, работу мне дала. С барином, царство ему небесное — лютой смертью погиб — всегда обо мне, точно о родном заботились.
— А что барин хороший был?
— Барин был добрый, Юлию Григорьевну любил без памяти.
— А она его?
— Ну, — Колька замялся, — наверное, — она ж за него замуж вышла.
— Да… Ну это еще не показатель…Как же нам теперь с тобой быть?
— А вы барин бумагу напишите, Христом молю, напишите, что не вините меня ни в чем, вот меня и отпустят.
— Э, парень, я бы и рад, да теперь, как видишь я сам как ты, а заявление на тебя жена моя писала. А она сейчас очень больна, да и здорова была бы — не стала бы таких бумаг писать…
— Да, дела… Ну, авось, Юля Григорьевна хватится, выручит как-нибудь.
Истомин лег на матрац и закрыл глаза. Плечо под повязкой разрывалось от боли. Глаза слипались, все тело ломило от усталости. Завтра… все, наверное, решится завтра. Натали придет в себя, все расскажет и его отпустят. Скорей бы завтра.
* * *Юлия стояла у дверей тюрьмы. Было страшно, но она постучалась в окошко надзирателя на проходной:
— Любезный, мне к начальнику тюрьмы.
— Пропуск.
— А… Какой пропуск, у меня нет никакого пропуска.
— Не положено!
— Погоди, да объясни ты толком, — она протянула в окошко монету, — какой нужен пропуск.
— Я говорю, если вы заключенного повидать, или там передачу принесли, вам нужен пропуск от следователя.
— Да я же тебе толкую, я к начальнику тюрьмы, Василию Семеновичу. Я дочь его друга, по личному вопросу.
— Ну, тогда понятно. Подождите, доложусь, барыня.
Через полчаса металлическая дверь в одной из створок огромных тяжелых тюремных ворот приоткрылась, и её провели во двор. Охранник показал ей на деревянное здание:
— Вам на второй этаж, там кабинет начальника.
Юлия взлетела по деревянным ступенькам. Служащий канцелярии при начальнике вежливо кивнул, приглашая её пройти. Семенов сидел в деревянном кресле, просматривая бумаги, увидев Юлию, он встал, и, поклонившись, пригласил её присесть:
— Чем могу вам помочь, Юлия Григорьевна? Почему сами, где папенька? От лица моей семьи позвольте выразить вам восхищение вчерашним маскарадом.
— Василий Семенович, папенька уже, наверное, покидает банк и направляется на вокзал. Вечерним поездом он выезжает в Оренбург. Сами понимаете надо завершить дела. Я вынуждена сама решать возникшие проблемы.
— Помилуйте, прелестное создание, да какие же проблемы у вас с моим ведомством.
— Мальчик, наш слуга, он арестован по чудовищной ошибке и находится у вас, здесь, можете вы отпустить его под залог, или еще под какие-нибудь гарантии?
— Юлия Григорьевна, помилуйте, если заключенный до суда помещен под стражу никто и ничто не может облегчить его участь. Если он невиновен, не вам мне рассказывать, — в суде деньги во многом решают все. Но только в суде. А отпустить подследственного — помилуйте, я сам окажусь на его месте.
— Я понимаю. Но увидеть, хотя бы видеть его я могу?! Ведь вы здесь самый главный.
— Боюсь, что никак не смогу вам помочь. Все выводы и свидания заключенных строго фиксируются в специальном журнале. Количество записей должно строго совпадать с количеством выписанных разрешений, я с радостью разрешил бы вам свидание, но в данный момент у нас работает ревизор из Петербурга. Я никак не могу. Поверьте, хотел бы всей душой, но не могу.
— Простите, Василий Семенович.
Юлия вышла со слезами на глазах. Не вышло. Надо искать следователя, надо придумать, как выручить Кольку. И как хочется увидеть Андрея! Что же делать.
Неожиданно мысль дикая и неординарная пришла ей в голову. Подойдя к надзирателю на входе, она спросила:
— А где тюремный госпиталь?
— Он, барыня, на закрытой территории, вам туда нельзя.
— А начальник госпиталя — он здесь?
— Вон в коляску садятся, после ночного дежурства никак не отдыхали, — опять до вечера в трудах, наконец домой едут.
Юлия обернулась: Илья садился в коляску и железные ворота начинали медленно открываться, чтобы выпустить её. Юлия кинулась к нему.
— Илья! Илья Иванович! Подождите!
Юсупов обернулся, не веря своим ушам, — Юлия! В двух шагах от его коляски стояла Юлия. Взволнованная, бледная, запыхавшаяся, она вскочила к нему в коляску. Он взял её холодные пальцы в свои руки.
— Юленька, что случилось? Я сегодня вечером собирался нанести вам визит, а тут такой сюрприз!
— Илья! Возьми меня к себе работать!
— Юленька… что за капризы! — Илья недоверчиво потряс головой, как будто хотел освободиться от дурного сна. — ты бредишь! Как работать! Кем?!
