Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада
Харитоныч снова подпрыгнул, ордена зазвенели в два раза мощнее.
— Чего она сказала?! Ась?!
— Иди спать, Харитоныч, завтра утром вместе допросим… с пристрастием…
Юра подошёл к графине. Та продолжала громко икать и пускать пузыри. На её счастье у друга в карманах всегда имелись два-три платка. С детства приучен, хоть и не граф.
Уложив Лялю на бывшую мамину койку, Юра погасил свет и вышел. Харитоныч накачал графиню харитоновкой согласно нормам, установленным его предками, и не Ляле было их менять.
Графиней Лялю Харитоныч называл не просто так: натуральная блондинка с роскошными кудрями могла быть исключительно графиней. Однажды в ходе светской беседы, состоявшейся на той же кухне, Харитоныч выяснил, что его ближайший предок, которого он хорошо помнил и уважал, служил у Лялиного предка денщиком. Скорее всего, где-то в прошлой жизни, ибо гильдия денщиков исчезла сразу после революции. Но старик утверждал, что это не враки. Лялин предок, по его предположению, владел большим имением, да не одним.
Графиня охотно поддакивала. Не дрогнув щекой, она сообщила, что у Скобелевых деревенек было пять, от Тулы до Питера, и что назывались они все одинаково: «село Скобелево». А теперь остался только дом в деревне Шапки. Или Белки. Ляля путала названия, так как в доме том почти не появлялась. Там обитала бабушка, преимущественно летом.
«Пускай резвятся, — думал Юра. — Главное, что Ляле у меня прикольно». Расстраивало, конечно, что подруга вспоминала о нём лишь в самые страшные минуты, опасные для жизни. Но ведь она ещё не знала о разводе, а посему имела право ревновать. И устраивать беспределы, быть в сговоре с коммунальными алкашами.
На момент распития Лялей «харитоновки», с последующим переходом на чужую койку, шёл 2006-й год. Кого же она грохнула, а главное — зачем? Причина могла крыться в любовных муках: ведь Дуремар так подло её бросил. Свалил себе в Голландию, якобы, на стажировку, и — тю-тю! Нет, она, конечно же, одна не куковала. Её съёмная квартира ни в коем разе не напоминала келью. В основном благодаря ближайшей подруге Любе.
Надо было срочно действовать, дабы не профукать редкий шанс. Первый и последний.
Стрелки на часах показывали десять утра. Пять минут назад исповедовалась Ляля. Исповедь сопровождалась примерно тем же количеством соплей, что и накануне вечером. Стало ясно: дело тухляк, подруге реально светили пятнадцать лет.
Для придания внешности малоузнаваемости, Юра снял с Харитоныча «дохлого зайца». Ради этого пришлось расстаться с двадцаткой баксов и с любимой красной бейсболкой. Причём, с условием, что бейсболку он уже назад не получит.
Кирзу с телогрейкой поиметь было гораздо проще. У Маринки в комнате бедлам творился — ах! Помимо всего прочего, там находились вязанки дров (2 шт.), пружинные матрацы стопкой (5 ед.), а также два мешка соли, кубометра четыре спичек, целый угол мыла хозяйственного и т. п. Под «и т. п.» надо понимать два морских бушлата, восемнадцать тельняшек, штук пять телогреек, валенки и сапоги без счёту, а также два рулона грубой ткани — непонятно накой…
После маминых похорон Юра, имевший в собственности три комнаты, решил уплотниться в пользу Маринки. Если бы не она, кто знает, добралась ли бы мама тогда до больницы. Может быть, упала бы прямо на улице. За такой подвиг соседке полагалась премия, которую она и получила в форме домашней молельни, где моментально водрузился картонный иконостас.
За такое несусветное благородство Юре тоже кое-что полагалось, а именно: свой ключ и право неограниченного входа в Маринкины владения. Харитонычу такие льготы и не снились.
Свалив театральный прикид у Лялиных ног, чтобы видела, как идут мероприятия по её спасению, Юра накормил подругу Маринкиной кашей из ложечки и отправился на кухню — распоряжения давать. Согласно этим распоряжениям, богомолка целый день никого не впускала в квартиру, а Харитоныч матерился дурным голосом. Цель отпугивающих манёвров была следующая: не дать кому-либо из посторонних увидеть Лялю хотя бы краем глаза. Сам же Юра отправился на разведку к месту подвига. Адрес был нехитрый: Богатырский проспект, метро «Пионерская».
Любителей пожить на «Пионерке» мало, но они есть. Что смущает, так это проблема с метро. В остальном — рай, предприятий почти нет, дыши по самое «хватит». Переселившись в тот рай, Ляля дико радовалась. Её не пугала даже депрессия, в которую могли вогнать одинаковые серо-бежево-коричневые коробки. Сейчас ведь все строят по-разному: бывает, что и аккуратно, а бывает, что новый дом прямо-таки с первых дней смахивает на старый сарай.
Глава 11 «Ой, не морочьте голову!»
Юра приблизился к дому, где Ляля якобы стукнула соседа-пьяницу по голове. Якобы табуретом. Учитывая хрупкое телосложение преступницы, в такое верилось с трудом. Может, она его ножом пырнула?!
Старушек-информаторш у подъезда не было, так что отставалось идти в ЖЭК. Юра повертел головой, но следов жилконторы не обнаружил. На поиски ушло полтора часа. Войдя, наконец, в помещение ЖЭКа (или РЭУ, или ЖЭУ, или ДЭЗа — как сейчас правильно, кто его знает), Юра искусственно закашлялся, дабы привлечь к себе внимание. Но внимания на него никто не обратил, из чего можно было заключить, что в микрорайоне всё спокойно, труп пока не обнаружен.
Простояв с полчаса незамеченным, Юра, наконец, не выдержал и пошевелил плечом густую массу плотников, водопроводчиков и слесарей, дожидавшихся заявок. Он приблизился к диспетчерше максимально: меж их носами не осталось и полуметра. — Куда лезете, мужчина?!
— Мне только спросить…
— Ой, не морочте голову! Вы что, не знаете, когда приёмные часы?!
— Да я в эту квартиру достучаться не могу! Вот, поглядите! Сами вызвали, а сами дверь не открывают!
Юра сунул диспетчерше бумажку с Лялиным адресом. Специально вывел крупно, чтобы как следует прочла. А чтобы его самого не запомнили, нахлобучил «дохлого зайца» пониже.
Диспетчершу адрес не впечатлил. Она даже не спросила, кто он, почему в ушанке летом и почему, собственно, ломится в данную квартиру, будучи совсем чужим и незнакомым ей мастером. Ибо свой контингент диспетчерши знают отлично. Порядок! Значит, обстановка в микрорайоне действительно спокойная.
«Ой, не морочьте голову!» прозвучало как амнистия. Теперь оставалось узнать, существовал ли труп на самом деле. Из Лялиной несвязной болтовни вовсе не следовало, что человек умер. Упал — да, почти замертво — да, но пульс ему никто не щупал. Самая большая сложность заключалась в том, что жертва знала Юру в лицо. Он решил, заделавшись рабочим, попытаться заглянуть в окно на пятом этаже. Для этого пришлось вступить в преступный сговор с местными малярами.
