Эшли Марч - Неотразимая графиня
Себастьян беспокойно пошевелился. Тишина под тисовым деревом казалась особенно напряженной, после того как эхо женского смеха замерло вдали. Напряженная и гнетущая и вместе с тем интимная. Он мог поинтересоваться мотивами Лии, узнать, почему она ведет себя так, чтобы предупредить дальнейшие глупые поступки, но не хотел знать ее так… Ни ее запах, ни ритм ее дыхания, ни даже то холодное достоинство, с которым она отвечала на незаслуженную атаку.
В конце концов, она заговорила первая, ее тон был легким и ироничным, словно они были два нормальных человека, ведущих обычный разговор.
— С вашим недомоганием, я думаю, вы не должны были часто кататься на лодке с Йеном.
Себастьян повернулся к ней и улыбнулся уголками рта:
— Да, не часто.
Она тоже посмотрела на него, ее лицо было так близко, что даже вуаль не могла скрыть его. Вишневый оттенок коричневых глаз. Изысканную форму носа. Прекрасный, соблазнительный изгиб ее губ, как будто бы Бог, чувствуя вину за то, что не дал ей более женственную фигуру, вложил все свое старание, создавая этот рот.
Усмехнувшись своему пристрастному изучению деталей ее лица, Себастьян снова остановился на ее глазах. На этих, скорее простых, неожиданного оттенка карих глазах.
— На самом деле я вообще не помню, чтобы мы катались на лодке с Йеном. Как и то, что я никогда не видел, чтобы катался он, и не слышал ничего об этом. Скорее я помню, как Йен рассказывал мне, что боится любой воды шире ручья после того, что с ним приключилось в детстве.
Лия заморгала:
— О, это было очень неприятно.
— Неприятно, что он не любил кататься на лодке или что я поймал вас на лжи?
— Первое, конечно. И потом вы здесь единственный, кому это известно. Я пригласила только тех, кто не был близко знаком с Йеном. И очевидно, я тоже не знала его так хорошо, как думала, так как он никогда не признавался мне в своих страхах.
Он никому в них не признавался, насколько знал Себастьян. Йен сказал только ему, когда Себастьян нашел его дрожащим и плачущим после того, как преподаватели Итона заставили каждого студента принять участие в соревнованиях по плаванию.
— А стихи…
Склонив голову набок, она небрежно крутила зонтик.
— Надеюсь, я не слишком увлеклась?
Ее губы изогнулись в кокетливой улыбке. Он смотрел и ощущал дискомфорт от осознания, что Лия Джордж умела, как никто, изобразить эту кокетливую улыбку.
Лия Джордж умела улыбаться.
Пожав плечами, она снова посмотрела на озеро.
— Как я сказала, я хотела бы покататься на лодке.
— Я вижу. Я могу поинтересоваться, какое следующее развлечение ждет нас? Может быть, Йену нравилось вязать, или рисовать акварелью, или сочинять гимны в свободное время?
Она покосилась на него из-под вуали:
— Карты Таро. Он любил читать их.
Он застонал, а Лия снова улыбнулась:
— Я могу проявить великодушие и уступить вам это право. Как его ближайший друг, именно вы можете предположить круг его интересов. Что же предпочитал Йен?
Что Йен предпочитал… что ж, рыбная ловля, охота. Танцы и карточные игры. И еще — трахать жену Себастьяна.
— Нет, спасибо, — сказал он.
Лия кивнула, ее взгляд остановился на других гостях.
— Мисс Петтигру и мистер Данлоп, кажется, нашли общий язык, вы не думаете?
Его абсолютно не интересовали мисс Петтигру и мистер Данлоп, ее потенциальный поклонник, во всяком случае, не сейчас, когда его мозг был занят мучительными видениями Анджелы и Йена — как он ублажал ее своими ласками, как она изгибалась в истоме… Хорошее настроение внезапно испарилось.
— Скажите мне, миссис Джордж, если вы хотели покататься на лодке, то почему просто не сделали это? Ваши слуги могли составить вам компанию. Зачем инициировать скандал, приглашая гостей? Почему вы пренебрегли моими советами?
Она молчала.
— Я не привык, чтобы меня игнорировали.
Без предупреждения она встала и пошла от скамьи. Себастьян направился следом за ней. Когда он открыл рот, чтобы снова задать вопрос, она повернулась к нему.
— Примите мои извинения, милорд. Я думаю, катание на лодках почти закончилось, впереди наш пикник.
Она набрала воздуха в легкие, улыбнулась. Это был маленький жест вежливости, и Себастьян поймал себя на том, что скучает по этому прекрасному, непристойно соблазнительному изгибу губ.
— Я надеюсь, вам понравилось, — закончила она и отвернулась.
В этой части поместья Линли-Парк было не так много деревьев. Вблизи холмов простирались луга, и только несколько дубов и тисов разбавляли пейзаж.
Рассадив гостей в тени, слуги разложили на низких столиках еду: лобстер, вареные цыплята, ведерки со льдом, из которых торчали бутылки шампанского, пирожные с ягодами, свежие булочки с кремом, и еще, и еще… Удовлетворенно Лия отпустила слуг и вернулась к озеру.
Райтсли помог леди Эллиот и барону Купер-Джайлсу выйти из лодки, вытащил весла на берег. Хотя Лия стояла и ждала, легкий ветерок играл с краем ее вуали, ее сердце продолжало взволнованно биться в груди.
Было бы не трудно объяснить ему, почему она решила устроить этот домашний прием. После унизительного сравнения с Анджелой ничто больше не могло ранить ее гордость, даже признание в одиночестве. Если бы у него было желание выслушать ее, то он бы узнал, с какой осторожностью она обдумывала этот прием, желая по возможности избежать скандальных последствий. Она даже написала виконту Реннеллу, прося его разрешения. Да, она планировала разные развлечения для собственного удовольствия, но так, чтобы каждый мог поверить, что она делает это в память о Йене. В рамках предосудительного поведения она зашла так далеко, позоря себя и возбуждая слухи о романе.
И все же даже при том, что правда могла бы успокоить его, она не могла быть откровенной до конца, желая сохранить хоть что-то внутри себя неприкосновенным. В течение двух лет она отдавала себя, а Йен брал, воспринимая это как должное. Хотя она старалась спрятать от него свои чувства и не выказывать в отношении его ничего, кроме вежливости, видя, с каким раскаянием он иногда смотрит на нее, с какой тщательностью занимается с ней любовью, стараясь загладить свою вину, она знала, что он понимает все: ее гнев, ее печаль, разбитые надежды… И что в один прекрасный день роман закончится, и он вернется к ней. Если бы даже сейчас она ощущала лишь одно одиночество, неужели она не имела права оставить что-то внутри себя закрытым для всех? Не рассказывать никому, что, кроме одиночества, она ощущает страшную уязвимость?
— Какая чудесная идея! — воскликнула леди Эллиот, бросая взгляд на Лию. — Я могу понять, почему мистер Джордж так любил это занятие.
