Последнее дело графа Аминова (СИ) - Татьяна Ренсинк
— Не дури, — сглотнул Алексей, понимая её чувства.
— Становишься похожим на своего брата, — отвела взгляд в сторону она и замолчала.
Алексей промолчал некоторое время. Он смотрел виновато на любимую, но сам, прокручивая в памяти произошедшее, не мог найти иного способа выведать нужную информацию, не применяя силы и не устраивая скандала, который мог бы быть услышан многими в особняке Флор. Это могло бы привести к тому, что планы были бы раскрыты теми самими же архаровцами, от которого пытался теперь всё скрыть… Лишь бы помочь в деле, помочь бывшему начальнику…
— Софи…. прости, — молвил тихо Алексей, не вынося затянувшегося напряжения.
Он сел рядом и осторожно коснулся её руки, лежащей на книге. Софья убрала руку, не взглянула, но с недовольством вопросила:
— Как тебя пропустили, коль строгий контроль?
— Архаровцев пускают. У меня же знак на внутреннем воротнике камзола, — прозвучал ответ. — Мадам Флор под их защитой и не пустить не могла… Любимая, я туда больше не пойду. Клянусь, я не смог найти иного способа. Мадам Флор в прошлый раз меня ещё предупредила, что в особняке допросы запрещены, только игры. Вот я и подыграл, но ведь не изменил. Чувствовал, что напрямую мадам Флор не расспросить, а вот через девку какую…
— Целовал. Ты её целовал, ту девку, — взглянула, еле сдерживая слёзы, Софья.
— Не в губы, — смотрел исподлобья с виною он. — Прости… Как Александра?
— Надо же, — усмехнулась любимая. — Ты вдруг за неё переживаешь?… Она страдает за мужа! Грустная, какой её раньше не видела. Нервничает сильно. А он где?
— Я найду его. Боюсь, его кто-то задержал. В полиции был, но никто ничего не знает, — вздохнул Алексей, а на душе легче не становилось. — Вы были в обществе благотворительности? Как там?
Софья лишь пожала плечами:
— Как везде… Красивые беседы о том, как бы всё сделать лучше, как бы люди добрее были, помогали друг другу… Чтения разные. Обычно.
Алексей смотрел в глаза, где печаль и обида так и не уходили. Чувство вины так же не покидало. Не зная, как добиться прощения, он отвёл взгляд в сторону. Тот сразу задержался на стоящей у камина гитаре.
Сев к камину, Алексей разжёг огонь и взял гитару. Нежно коснулся он её струн, проиграв пару раз, настроив, и зазвучала из-под его пальцев мелодия, которая теперь касалась души любимой. Алексей ласковой грустью наблюдал за нею… В мыслях жалея и снова прося прощения, он стал петь:
Если солнце скрылось в облаках,
Умоляю, вспомни нас.
Пусть не видно света и тепла,
Но всё ведь живо в нас.
Если заняли тревога и печаль,
Вспомни, как тебя я целовал.
Если холод вдруг или гроза,
Вспомни, как тебя я обнимал.
Прости, не прогони, впусти меня.
Храни, зови, люби, веди меня.
Запомни, вспомни, ты одна лишь для меня.
Я верен, я с тобой, люблю одну тебя.
Осень будет снова и зима,
Время бежит рекой.
Лето вновь придёт или весна,
А я всегда с тобой.
Поругай, вини во всём меня,
Только, прошу, ну не молчи.
Без тебя — не жизнь и нет меня.
Прости…. люби…. веди…
Прости, не прогони, впусти меня.
Храни, зови, люби, веди меня.
Запомни, вспомни, ты одна лишь для меня.
Я верен, я с тобой, люблю одну тебя.
Алексей допел, а Софья, сев посреди песни на краю постели, смотрела в ответ печалью глаз. Отставив гитару, он сел рядом. Несмело коснулась его рука волн её распущенных волос. Аккуратно убрав их на спину милой, Алексей приспустил тонкую сорочку, оголив плечо, которое одарил губами теплом поцелуя.
Снова встретившись со взглядом любимой, он провёл пальцем по её носику, щеке;… прикоснулся теперь и к губам ласковым поцелуем… Осторожно и чувственно заключили они друг друга в объятия, а наступающая ночь была тиха для праздника тел…. праздника любви…
Глава 21
Стало потихоньку светать, когда Алексей проснулся. Он смотрел на спящую на груди милую и любовался. Вспоминая прошлый вечер, тот волшебный праздник воссоединения, он нежно улыбнулся, а одно его осторожное прикосновение к щеке возлюбленной заставило её возвращаться из неги сна…
— Без тебя — не жизнь и нет меня. Прости…. люби…. веди, — тихонько напел он строчки из песни, которую вчера исполнил для неё.
Софья улыбнулась, наслаждаясь столь красивым голосом, родным…. любимым… Видя в глазах взаимные чувства их с годами только возрастающей любви, она спросила:
— Когда ты сочинил эту песню?
— Пока тебя ждал здесь, в Москве, — улыбнулся он в ответ. — Ты говоришь столь часто, как боишься потерять меня, что меня украдёт вдруг кто-то от тебя… Но ведь и я боюсь, что ты вдруг… разлюбишь… Вдруг увижу холод в глазах.
— Никогда, — молвила нежно Софья. — Я не смогу разлюбить, как бы ты ни причинил боль.
— Как я хочу больше не причинять никакой боли, — погладил Алексей её снова по щеке. — Сладкая моя… Простишь ли ты меня когда-нибудь за всё?
— Мне приснилась наша императрица, Екатерина Алексеевна, — призналась с теплом улыбки та. — Она сказала верить в хорошее, и всё будет хорошо.
— А мне? Ты можешь верить мне? — с подступившей вдруг робостью улыбнулся Алексей, от чего Софья с умилением засмеялась:
— Будешь целовать других, не важно, куда, не буду верить.
— Не буду целовать, — обещал тогда он более серьёзно. — Мало того, закончу с этим последним делом, и, как сказал, жизнь посвящать буду только нам с тобой да нашим детям.
— Как бы хотелось, — вздохнула с теми же мечтами милая. — А сегодня? Что ждёт нас сегодня?
— Я должен посетить доллгауз, — с тяжёлым вздохом сказал Алексей. — Не знаю, в какой надо, но обойду все. Именно там, как рассказала та девица, и есть нужный мне человек.
Услышав такое, Софья села на краю постели, прикрываясь одеялом, и с удивлением вопросила:
— Кого ты ищешь? Ты ведь занят поисками кого-то… Девушки? Она душевнобольная, раз находится в доллгаузе?
— Ты проницательна, но сказать я не могу… Я клялся Архарову, — скорее ответил милый, начав одеваться.
— Да, — с улыбкой вздохнула Софья. — Тогда я проведу своё расследование, учти. Я узнаю всё сама.
— Узнай, — подмигнул довольный милый и, резко склонившись над её губами, одарил жарким поцелуем. — Ты со мной?
— Разумеется, — игриво выдала она, приняв от него своё платье, как в дверь раздался стук.
Прибывший
