Бертрис Смолл - Царица Пальмиры

— Я подожду вас, сенатор. Мы пришли вместе, вместе и уйдем.

Хостилий бросил на него яростный взгляд, но, очевидно, смирился и пробормотал:

— Хорошо, я готов. Цельс поклонился Зенобии.

— Ваше величество, я снова прошу у вас прощения за причиненные неудобства.

Ее глаза выказали ему благодарность, прежде чем он повернулся и вышел из камеры вместе с сенатором. Зенобия медленно оделась, а потом села и стала ожидать освобождения. Дополнительные светильники, которые принес тюремщик, заливали мрачную камеру веселым светом и даже немного согрели холодный воздух. Время ползло медленно. Она начала тихонько напевать, пытаясь взбодриться.

Вдруг дверь камеры со скрипом распахнулась, и Зенобия поймала себя на мысли, что не слышала звука ключа. Она поднялась на ноги и лицом к лицу столкнулась с Хостилием. Он грязно улыбнулся ей.

— Вы уже думали, что избавились от меня, не так ли? — сказал он, с вожделением глядя на нее.

Дверь закрылась за ним. Теперь она услышала, как ключ поворачивался в замке.

— Чего вы хотите, сенатор? — спросила она, сохраняя спокойствие в голосе.

— Вы преследуете меня! — сказал Хостилий. — После той ночи в храме Непобедимого Солнца, когда я увидел, как вы прекрасны и страстны, я желаю вас! Вскоре Аврелиан будет мертв. Заговор разработан, заговорщики готовы. Это только вопрос времени, и он будет мертв! Вам понадобится новый покровитель, Зенобия! Вам нужен могущественный человек, который станет заботиться о вас. Империя может быть жестокой к своим пленникам, но если вы примете мое покровительство, я осыплю вас богатством!

Зенобия уставилась на сенатора в искреннем изумлении и засмеялась. Ее смех разрывал тяжелую тишину тюремной камеры и эхом отдавался от одной стены к другой. Хостилий посмотрел на нее с удивлением, а потом стал красным от гнева. Но прежде чем он успел заговорить, она овладела собой и заявила:

— Вы, должно быть, смеетесь надо мной. Валериан Хостилий. Я — Зенобия, царица Пальмиры, а не какая-нибудь дорогая куртизанка, которую можно купить.

— Вы — пленница империи и шлюха Аврелиана! — напомнил он ей.

— Я в самом деле пленница империи, — вскинулась она в ответ, — но если императора свергнут, то мне больше не придется быть его шлюхой, и, уж конечно, я не стану и вашей!

— Я хочу вас!

Он двинулся к ней, и неистовство его страсти ясно читалось в его глазах и движениях.

Ее взгляд окинул крошечную камеру в поисках чего-нибудь, чем она могла бы защитить себя. Теперь засмеялся Хостилий, увидев, в каком трудном положении она оказалась.

— Если вы причините мне вред, я пожалуюсь сенату! — угрожала она. — Тюремщик опознает вас, Хостилий, и доктор тоже разгадал ваши намерения.

— Тюремщику хорошо заплатили, чтобы он не раскрывал рта, а Цельс не видел, как я возвращался.

Он протянул к ней руки; она отпрянула и прижалась к стене. Он усмехнулся. Ее сопротивление приводило его в восторг.

— Ну, идите же сюда, — вкрадчиво произнес он. — Я не обижу вас! Говорят, я хороший любовник, а вы не девушка, чтобы стесняться меня.

Она в ужасе взглянула на него. Отвратительный маленький человек, с лысеющей головой, покрытой редкими черными волосами, жирный слизняк с короткими толстыми руками. Он такой белый, что казался почти бескровным.

— Ты снимешь одежду! — сказал он тихим голосом, который звучал угрожающе.

— Нет!

Вдруг из складок своей одежды он извлек маленький собачий хлыст.

— Я очень искусно владею им, — сказал он, помахивая хлыстом в опасной близости от ее лица. — Я могу выбить тебе глаз, если пожелаю!

Она стояла неподвижно, словно вспугнутый кролик, а он провел хлыстом по ее щеке.

— Сними одежду, Зенобия! — повторил он.

— Свинья! — прошипела она.

— Сними одежду!

Он улыбался, понимая, что одержал верх.

Медленно снимая с себя тунику, она обдумывала, будет ли умно с ее стороны атаковать его. Она выше сенатора, но он значительно превосходил ее в весе. И что она сделает с ним, если победит? Тюремщик, конечно же, не придет ей на помощь. Ситуация безвыходная, и тут Хостилий разрешил вопрос. Когда она сняла с себя одежду, он рванул ее руку вверх и сковал ее прикрепленным к стене наручником. Она судорожно вздохнула, когда железный браслет защелкнулся у нее на запястье.

— Что вы делаете? — испуганно вскричала она.

— Не беспокойся! — утешил он ее, защелкивая наручник на втором ее запястье. — У меня есть ключ, и потом я отпущу тебя.

Теперь она висела на стене, и пальцы ее ног едва касались соломы на полу. Стена была холодной и сырой, она изогнулась дугой, чтобы не касаться ее. Дрожащими пальцами Хостилий медленно стянул с нее одежду. Потом отступил назад и уставился на нее. В его глазах горело желание.

Наконец, он заговорил, и его голос был хриплым от нетерпения.

— Ты даже прекраснее, чем я помню!

Он застонал, и она увидела, как по его тоге расползается влажное пятно. Она с отвращением поняла, что он не смог сдержать себя.

Она надеялась, что теперь-то он оставит ее в покое. Но Хостилий, казалось, даже не заметил, что случилось, и протянул руки, чтобы коснуться ее грудей. Зенобия отпрянула, и ее спина прижалась к сырым, холодным камням стены камеры. Его мясистые пальцы начали прикасаться к ее теплой коже, вначале легко, а потом, когда вожделение овладело им, он схватил обеими руками ее груди и сжал их так неистово, что она вздрогнула от боли, и на ее бледно-золотистой коже остались следы. Со стоном он крепко прижался к ней, его губы стали искать ее сосок. Он глубоко засунул его себе в рот и стал сосать.

Он настойчиво сосал ее грудь, словно голодный младенец. Его рот был жестоким и требовательным. Она испытывала к нему полнейшее отвращение, сопротивлялась и изгибала свое тело, чтобы ускользнуть от него, но он схватил ее за бедра и заставил стоять неподвижно, продолжая терзать сосок. Выжав из одной ее груди все, что возможно, он приник своей лысой головой к другой груди.

— Ты отвратителен! — сказала она. — Ты противен мне! Неужели ты не можешь любить женщин нормально? Ты обязательно должен насиловать их, чтобы получить удовлетворение?

В ответ он укусил ее грудь, и она вскрикнула от боли, а ее руки инстинктивно дернулись, чтобы ударить его. Он в ответ сжал ее ягодицы жестокой хваткой. Она попыталась отплатить ему, подтянув вверх колени и ударив его. Ее онемевшие ноги погрузились в мягкий живот, и Хостилий отшатнулся от Зенобии с криком «Уфффф!» Восстановив равновесие, он подошел к ней. Его маленький собачий хлыст взвился и врезался в ее нежные бедра и живот, заставив ее вскрикнуть от боли. Но она все продолжала язвить его:

— Чудовище! Скользкое пресмыкающееся! Освободи меня, а тогда уж и попытайся изнасиловать! Но ведь ты не мужчина!