Бертрис Смолл - Царица Пальмиры
— Значит, мы отплываем завтра?
— С первым же отливом, моя дорогая.
— Мне не жаль прощаться с Италией, Дагиан, как бы я ни боялась вашей Британии.
— Боялась Британии? Но с какой стати тебе нужно бояться моей родины?
Дагиан изумилась.
— Судя по тому, что Марк рассказывал мне, Дагиан, ваша страна дикая и жестокая.
— Судя по тому, что Марк рассказывал мне, Зенобия, твоя родина тоже дикая и жестокая, — с улыбкой ответила Дагиан. — Думаю, моя дорогая дочь, весь вопрос в том, насколько хорошо ты знаешь страну. Британия пугает тебя потому, что ты никогда не была там. Кроме того, сомневаюсь, что тебе когда-нибудь придется увидеть хоть одного из наших воинов, раскрашенных в синий цвет и ведущих бой.
И она рассмеялась при виде испуганного выражения на лице Зенобии.
— Ваши воины раскрашивают себя в синий цвет?
— Это на самом деле так, — сказала Дагиан, усмехаясь.
— Но зачем?
— Согласно поверью, воинов, павших в битве и раскрашенных в синий цвет, с почестями встречают на том свете.
Зенобия подумала, а потом, к удивлению Дагиан, кивнула головой и задумчиво произнесла:
— Да, это я понимаю.
«Как странно, — подумала Дагиан, ее, а вместо этого успокоила ее страхи».
Я хотела развеселить — Впереди у — Поспи-ка еще, Зенобия, — сказала она, нас долгое путешествие.
Она послушно заснула и проснулась незадолго до полудня. Теперь рядом с ней были обе ее служанки. Баб и Адрия. Боль почти утихла. Она потянулась, лениво зевнула, и Баб с озабоченным лицом поспешила к ее ложу.
— Госпожа Дагиан рассказала мне о том тяжелом испытании, которое тебе пришлось перенести, дитя мое! Проклятые римляне! Они — злобный народ!
— Мой муж — тоже римлянин, Баб.
— Нет, он не римлянин! — быстро ответила Баб. — Может быть, его отец и был римлянином, но Марк Александр Бри-тайн похож на свою мать.
Зенобия рассмеялась.
— Вижу, ты уже утвердилась в своем мнении. Что ж, хорошо, я не стану спорить с тобой, моя старая подруга. Однако я хочу встать. Пожалуйста, позаботься об одежде.
Пока старая Баб выполняла ее поручение, Адрия осторожно откинула с ложа покрывало и помогла Зенобии встать. Ее лицо залилось краской от смущения, когда она увидела тело своей хозяйки. Посмотрев вниз, потрясенная Зенобия судорожно вздохнула. «О Венера, помоги мне!»— вскрикнула она. На ее груди виднелись четкие отпечатки пальцев, а нижняя часть туловища была покрыта узкими вспухшими рубцами. Посмотрев на себя через плечо в небольшое зеркало, она увидела, что ягодицы сплошь покрыты кровоподтеками.
Обернувшись, Баб пронзительно вскрикнула от ужаса и, задыхаясь, схватилась за грудь.
— Что они с тобой сделали, дитя мое?!
Зенобия меньше беспокоилась за себя, чем за старую женщину, которая верно служила ей с самого детства. Поэтому она сказала:
— Все в порядке, Баб. Но не знаешь ли ты какого-нибудь снадобья или мази, благодаря которым эти кровоподтеки могли бы быстро зажить?
Отвлекшись, старая женщина на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Я пошлю одного из рабов к аптекарю. Не бойся, дитя мое, я сделаю так, что отметины исчезнут быстро. Только зверь мог так жестоко терзать тебя! Даже император никогда не обращался с тобой подобным образом.
— Нет, не обращался, — сказала Зенобия, вспомнив замечание Хостилия относительно того, как по-разному обращались с пленниками империи.
После полудня они выехали из дома и отправились к месту, где стояла на причале баржа. Носилки, в которых сидели женщины, не привлекли к себе внимания. У причала документы проверили, и они подошли к барже.
Баржа оказалась роскошная, но не слишком большая. Подняли парус, чтобы поймать послеполуденный ветер. Плавание вниз по реке к гавани Порт началось.
Стояла прекрасная и теплая погода. Ни Марк, ни Зенобия, ни Дагиан не могли чувствовать себя в полной безопасности, пока не выйдут в море. Когда наступила ночь, семья разделила скромную трапезу на открытой палубе баржи. Еду они взяли с собой.
С наступлением ночи рабы улеглись спать на открытой палубе, а семья вместе с личными слугами устроилась в каюте баржи Там было всего две койки, Дагиан легла на одну, а Мавию и старую Баб положили на другую.
Баб громко запротестовала:
— Нет, нет, дитя мое, это нехорошо, что ты будешь спать на полу, а я на кровати.
— Успокойся, старушка! — сказала Зенобия. — Вспомни о своих годах! За последние месяцы тебя перевезли из Пальмиры в Рим, а теперь тебе предстоит вынести еще одно длинное путешествие. Я хочу устроить тебя поудобнее. Что я стала бы делать без тебя, Баб?
— Я буду с тобой так долго, как позволят боги, но не дольше! — сказала Баб.
Марк тепло улыбнулся верной старой служанке и добродушно обнял за плечи.
— Британия покажется тебе милее, если твои старые кости не будут болеть. Ложись спать с Мавией и не спорь!
Баб взглянула на него с обожанием. Зенобия никогда прежде не видела, чтобы она награждала таким взглядом какого-нибудь мужчину.
— Да, хозяин, и благодарю за вашу доброту ко мне! — сказала она.
Адрия и Чармиан устроились на полу, а Марк с Зенобией вернулись на палубу. Над ними теплая весенняя ночь сверкала миллионами ярких звезд. Река нежно ласкала плоское дно баржи, а ветер играл выбившимися завитками длинных черных волос Зенобии.
Марк стоял позади нес, крепко обнимая ее за талию и прижимая к себе. Долгое время они молчали, и она удивлялась чувству покоя и защищенности, которые охватили ее. Ей было приятно чувствовать твердость его груди, прижимавшейся к ее спине, и нежность его дыхания.
— Я так счастлива, что ты любишь меня! — тихо произнесла она.
Он негромко рассмеялся.
— Наконец-то мы вместе!
— Не говори этою! — умоляла она. — Не надо! Ведь мы не бежали еще из империи. Я любила тебя так долго, что все еще не осмеливаюсь поверить в этот счастливый конец.
— Мы вместе, Зенобия, отныне и навсегда! — сказал он со спокойной уверенностью, — и мы начнем свою жизнь заново. Мы воспитаем нашу дочь, и у нас родится сын.
— И все же я опасаюсь богов, — тихо сказала она.
— Не бойся их, любимая. Ведь ты — их избранница и всегда была ею.
Он повернул ее к себе, и его губы с бесконечной нежностью коснулись ее губ, наслаждаясь ими, как пчела наслаждается драгоценным нектаром, властно лаская их. Со вздохом она ответила на его поцелуй, ее губы раскрылись, руки обвились вокруг его шеи, а ее пышное тело слилось с его сильным, крепким телом. Он просунул язык между се губами и стал водить им у нее во рту, прикасаясь с неистовой пылкостью к кончику и боковым сторонам ее языка, к ее небу, к уголкам ее губ. Его поцелуи становились все более глубокими, все более пылкими и властными, разжигая пламя страсти, бушевавшее в них обоих. Зенобия задрожала, отдавая себя ему, но, внезапно осознав, где они находятся, Марк очень нежно разомкнул объятия.