Лиз Карлайл - Тень скандала
— Здесь была полиция, — почти беззвучно произнесла она, взяв у девушки плащ. — Они ушли минут десять назад, и у се милости сразу же начался приступ.
Приступом слуги называли бесконечные жалобы тети Абигайль на жизнь.
— О Боже. — Грейс убрала ключи в сумку. — Она приняла свое лекарство?
Мириам поджала губы.
— Да. Я дала ей двойную дозу.
— Умница. — Грейс сделала успокаивающий вздох, помедлив перед зеркалом, чтобы пригладить волосы. — Как я выгляжу, Мириам?
— Не хуже, чем обычно, — отозвалась горничная. — Вряд ли вашу тетю это сейчас заинтересует.
Предостережение было совершенно излишним. Грейс храбро улыбнулась Мириам и поспешила по коридору в гостиную.
Леди Абигайль Хайд полулежала на своей любимой кушетке, обмахиваясь веером, с нюхательной солью и извечным стаканом укрепляющего напитка на столике розового дерева.
— Тетя Абигайль, как вы себя чувствуете? — Грейс поспешила к тетке.
— О, Грейс, ты не представляешь! — вскричала та, замахав веером более энергично. — Какое ужасное утро! Да еще после убийства буквально у тебя на глазах! О чем ты только думала, устраиваясь работать к таким людям!
«О том, — пробормотала про себя Грейс, — что мое присутствие здесь нежелательно».
Она действительно помышляла только о том, как бы сбежать отсюда, не желая быть обузой для женщины, предпочитающей воспоминания о великолепном прошлом и мечты о том, какой могла быть ее жизнь, убогой реальности. Но вот она опять здесь, хотя жизнь с теткой стала еще более невыносимой.
Грейс оглядела просторную комнату с выцветшими шторами и мебелью, которая была в моде лет сто назад. Все здесь напоминало о былом богатстве, которое давно утратило свой блеск. Взглянуть хотя бы на просевший парчовый диван у окна. Грейс внезапно поняла, почему ее мать когда-то сбежала от всего этого.
— Тетя Абигайль, они вполне приличные люди, — принялась уверять она. — И я убеждена: мистер Холдинг не имел понятия, что его убьют, иначе он никогда бы не обременил вас даже малейшей связью со своим семейством.
Леди Абигайль перестала обмахиваться веером, повернув к ней голову.
— Ах ты, бессердечная девчонка, — прошептала она, дрожа от ярости. — Можешь сколько угодно издеваться над моим отчаянием, но тебе будет не до смеха, когда я расскажу, что сегодня здесь была полиция.
Грейс сцепила руки на коленях.
— Мне очень жаль, тетя.
— Да, полиция! — взвизгнула леди Абигайль. — И эта злобная кошка, миссис Пиклинг, все видела из своего окна! Теперь вся улица будет знать, что мы имеем отношение к этому грязному делу. О, какое унижение! И все по твоей вине, Грейс. Да, я обвиняю тебя. И обвиняю твою мать…
В том, что та отправилась когда-то в Париж и влюбилась во француза без копейки за душой, унизив этим свое семейство. А потом жила в палатках, якшаясь с испанцами, арабами и бог знает с кем еще. И умерла слишком молодой, не настрадавшись достаточно, чтобы искупить свою вину.
Грейс, часто слышавшая эту тираду, привычно отключилась, поглаживая морщинистую руку тетки и напоминая себе, что Абигайль Хайд — единственная родственница ее матери. И что она стара, плохо соображает и вовсе не хочет обидеть ее.
По крайней мере Грейс на это надеялась.
— Тебя Абигайль, расскажи мне, чего хотела полиция, — предложила она, когда поток теткиных жалоб иссяк.
— Тебя! — вскричала леди Абигайль, подняв голову с кушетки. — Они хотели тебя, Грейс. Кажется, они вообразили, будто ты можешь ответить на их вопросы. Представляешь? Вопросы! У этого ужасного человека была целая папка с бумагами, и ему совсем не понравилось, что тебя нет дома. Признаться, это показалось мне очень подозрительным.
— Что именно? Что он ищет меня? — уточнила Грейс. — Или его поведение?
— И то и другое! — огрызнулась леди Абигайль, выпрямившись на кушетке. — О Боже! Голова все еще кружится. Дай мне мою нюхательную соль.
Грейс подала ей флакон, а затем с помощью Мириам снова устроила тетку на кушетке. Горничная наполнила стакан укрепляющим средством, плеснув туда немного бренди.
Пришло время, поняла Грейс, возвращаться домой, в Париж — пусть даже она не чувствует себя там дома. Она родилась в Лондоне, в этом самом доме, и провела детство во Франции и Испании, но лишь в Алжире обосновалась по-настоящему. А ее последнее путешествие в Париж — с умирающим отцом — было просто ужасным.
Но положение незамужней женщины в Северной Африке было весьма неопределенным, на таких едва ли не показывали пальцем, и ей пришлось уехать. Куда — едва ли имело значение. Она выбрала Лондон. Но теперь, когда Итан умер, Англия ее детства больше не казалась гостеприимной.
Когда укрепляющее снадобье у тетки почти закончилось, Грейс придвинула свой стул ближе к кушетке.
— А этот полицейский, тетя Абигайль? — тихо сказала она. — Вы запомнили его имя?
— О Господи, конечно, нет! — Леди Абигайль щелкнула пальцами, глядя на Мириам, и та, выскочив из комнаты, вскоре вернулась с серебряным подносом, где лежала визитная карточка. Что выглядело довольно странно. Вряд ли обычные полицейские имели при себе визитные карточки.
— Вы уверены, тетя Абигайль, что это был полицейский?
— Он вполне мог им быть! — заявила та.
На Грейс вновь нахлынула усталость, от которой ее недавно избавил лорд Рутвен. Вздохнув, она взяла карточку. Ройден Нейпир.
— Боюсь, тетя Абигайль, он не полицейский, — тихо сказала она.
— Я и не говорила, что он был в форме, — фыркнула леди Абигайль, сцепив руки. — Я велела ему оставить этих типов в синих мундирах на улице. Но у него был такой вид, что я… В общем, я не посмела не впустить его, хотя, клянусь, и не выказывала ему особого почтения.
— Мне очень жаль, — сухо отозвалась Грейс. — Надеюсь, вас утешит сознание, что вы принимали чиновника, стоящего лишь на пару ступенек ниже министра иностранных дел.
— Министра иностранных дел? Что ты имеешь в виду?
Грейс вернула карточку на поднос.
— Мистер Нейпир, — сказала она, — комиссар Скотленд-Ярда.
«И возможно, — добавила она про себя, — моя судьба».
Глава 4
Визит на Белгрейв-сквер
Рутвену не потребовался дар ясновидения, чтобы на следующий день найти резиденцию покойного Итана Холдинга. Утренний туман слегка рассеялся, и хотя монументальные белые здания, выходившие на Белгрейв-сквер, выглядели почти одинаково, облаченные в черное участники похоронной процессии, материализовавшиеся из белесой мглы у подножия парадных ступеней одного из особняков, безошибочно указывали на дом Холдинга.
