Барбара Картленд - Любовь священна
С этими словами Грегсон положил сверток на стол, развернул его и вынул традиционное платье испанских крестьянок с пышной юбкой, черным кружевным корсажем, белой блузой без ворота и короткими рукавами.
— Больше ничего не было, ваша светлость, — извиняющимся тоном произнес Грегсон, боясь, что герцогу не понравилась его покупка.
— Вы все правильно сделали, Грегсон, — успокоил слугу герцог. — По крайней мере, в этом платье хоть можно ходить по улицам.
— Здесь еще нижняя юбка и фартук, ваша светлость: мне пришлось переплатить, но у меня не было другого выхода.
— Я уверен, что никто не смог бы выполнить поручение лучше вас, — улыбнулся герцог и вышел из салона.
Спустя некоторое время, сидя в безветренном уголке на палубе, где он обычно любил расположиться с книгой, герцог услышал легкие шаги.
Подняв глаза, он увидел Селину.
На ней было платье, купленное Грегсоном, а волосы, заплетенные в косу, она уложила вокруг головы.
Герцог увидел, что глаза девушки еще больше, чем ему показалось раньше. Сейчас, при дневном свете, они были темно-голубыми, почти как море во время шторма.
— С добрым утром! — сказала она несколько прерывистым голосом, как будто страх еще не покинул ее.
— Подойдите ко мне и присядьте, Селина, — предложил герцог, указывая на соседнее кресло, — и разрешите мне сказать вам; что вы очаровательны в этом наряде!
Селина довольно нервно поднесла руку к вороту платья.
— Ваш камердинер объяснил, что больше ничего не смог купить. Я, наверное, выгляжу в этом платье несколько странно, но все равно очень, очень вам благодарна!
— В Монте-Карло, — сказал герцог — я куплю вам одежду, в которой вы сможете вернуться в Англию.
После недолгого колебания Селина сказала:
— Думаю, я должна была вам сказать сразу же… что у меня нет денег и я не скоро смогу вернуть вам… долг.
— Но вам и не нужно этого делать.
— Я должна! Конечно, я должна! — настаивала Селина. — Правда, я не знаю, как мне это удастся.
— Представьте себе, что мы все начинаем сначала, — предложил герцог. — Я знаю, вас зовут Селина, но вчера вечером у нас не было времени представиться друг другу.
— Я знаю, — смутилась Селина. — Но прежде всего я должна поблагодарить вас… Я так благодарна вам… так бесконечно благодарна… так благодарна, что не могу даже найти слов, чтобы выразить то, что у меня в душе.
Комок застрял у нее в горле, и она, похоже, готова была заплакать.
— Мне не нужна ваша благодарность, — поспешно сказал герцог.
— Почему вы сделали это? — спросила Селина.
Поколебавшись немного, герцог с улыбкой ответил:
— Вероятно потому, что я англичанин и не мог допустить, чтобы с моей соотечественницей обращались подобным образом. Нам обоим повезло. Очень повезло, что мы так легко убежали.
— Это благодаря вашей находчивости и отваге, — сказала Селина. — Я видела, как вы расправились с этим человеком — в переулке.
— Забудьте об этом! — перебил ее герцог: — Забудьте обо всем, что произошло вчера вечером! Единственное, что меня интересует, — кто вы и как получилось, что вы оказались в такой ужасной ситуации.
Она молчала.
— Я уверен, что вы не будете возражать, если я дам знать вашей семье, что вы целы и невредимы. Родные не должны беспокоиться за вас, — сказал герцог.
— У меня нет семьи.
Герцог даже поднял бровь от удивления:
— Но ведь у человека не может совсем не быть родных.
— Но у меня действительно никого нет, — ответила Селина.
Герцог удивился еще больше и, помолчав, сказал:
— Для начала назовите хотя бы свое полное имя.
— Селина Греттон.
— Ваши родители умерли?
— Мама умерла два года назад. Если помните, тогда была очень холодная зима, и она заболела воспалением легких. Доктор сказал, что если бы у нас нашлись средства отправить ее в более теплые края, она бы выжила.
В ее голосе слышалась острая, видимо никогда не проходящая боль.
— А ваш отец?
— Папа умер две недели назад — а может быть и больше. Я потеряла счет времени, пока была на корабле.
— Где же вы жили? — спросил герцог.
— Мы жили в маленькой деревушке Кумб-ан-Эвон в Ворчестершире. Папа и мама поселились там, когда бежали и тайно поженились.
— Расскажите мне об этом, — попросил герцог.
— Папа был музыкантом. Он играл на рояле и на скрипке, в молодости давал концерты. Некоторые критики восторженно отзывались о нем.
— Что же произошло потом? — поинтересовался герцог.
— Он попал в аварию и повредил мизинец левой руки. На этом его исполнительская карьера закончилась, и он начал писать музыку.
Селина смотрела на синее море и мерцающие на солнце волны.
— Некоторые из его мелодий просто прелестны!
— А почему ему пришлось убежать с вашей матушкой?
— После несчастного случая он не мог больше давать концерты, а надо было зарабатывать на жизнь, и он стал учителем музыки.
— И одной из его учениц была ваша матушка? — перебил ее герцог, уже предугадывая ход дальнейших событий.
— Как вы догадались? — спросила Селина. — Они полюбили друг друга, и, естественно, отец моей мамы пришел в ярость.
— Нищий учитель? — улыбнулся герцог. Это, подумал он, сюжет для душещипательного романа.
Герцог невольно задал себе вопрос, правду ли она говорит, но, глядя в ее глаза и слушая ее голос, невозможно было сомневаться в ее честности.
— Папе отказали от дома и запретили встречаться с мамой, — продолжала Селина. — Но к этому времени мама поняла, что не может жить без него. Однажды ночью она поднялась с постели и убежала в одной ночной рубашке.
— Кажется, путешествовать налегке в традициях вашей семьи! — улыбнулся герцог.
— Но ни на ком еще не было надето меньше, чем на мне вчера вечером, — сказала Селина, покраснев и опустив глаза.
«Невозможно притворяться столь искусно! — подумал герцог. — Уверен, что она говорит правду!»
— Сначала папа и мама почти голодали, — рассказывала Селина, — но потом папа написал песню и продал ее, хотя душа у него к этому не лежала.
— Но он был весьма разумен и понимал, что надо зарабатывать деньги, — сказал герцог.
— Он никогда особенно много не зарабатывал, — ответила Селина, — но все равно мы были очень счастливы!
— Ваш отец продолжал сочинять музыку? — осведомился герцог, удивившись, что никогда не слышал о композиторе по фамилии Греттон.
— Он взял псевдоним — Лешен, — объяснила Селина. — Его бабушка была австриячкой, и он использовал ее имя, надеясь, что публика больше заинтересуется его сочинениями, если будет думать, что он иностранец.
