Аннетт Мотли - Ее крестовый поход
Он замолчал, когда очутился у двери и отодвинул занавес, закрывавший доступ в маленькую комнату, смежную с большим залом.
— Он находится здесь, миледи. Мы сделали все, чтобы ему было удобно.
Истощенная фигура погруженного в сон Стефана лежала под шелковыми покрывалами, поверхность которых была недвижима, как если бы под ними находился мирно спящий ребенок. Свет из решетчатых окон падал на его изможденное лицо, обрамленное длинными темно-каштановыми волосами, что делало его похожим на портрет аскетичного святого с ореолом вокруг головы. Иден была так потрясена этим зрелищем, что не заметила у постели другой фигуры, пока второй человек не произнес ее имя.
— Иден. Миледи…
Иден переступила порог, ошеломленно переводя взгляд с одного на другого, сознавая в этот момент, что все трое, собравшиеся в маленьком преддверии ада, были вовлечены в некий великий и фатальный круговорот бытия.
— Тристан, — наконец выговорила она, — это вы послали за мной?
— Да. Как и обещал.
Теперь она заметила, что тело его напряжено от еле сдерживаемой ярости, а взгляд никогда еще не был таким мрачным. Он был в плаще и сапогах и походил на человека, который быстро преодолел долгий путь.
Хотя он обращался к ней, он точно так же мог бы разговаривать с братом Мартином или, скажем, со стеной.
— Я рад, что вы здесь. Сам я не могу долее оставаться здесь, миледи Иден. Существует дело, которым я должен заняться как можно скорее. Позже я вернусь к вам. Не сомневаюсь, что вы будете хорошо охранять его до моего возвращения.
Так отрывисты были его слова и так очевидно желание немедленно уйти, что Иден поняла, как безразличен для него ее визит. Причина его гнева, чем бы тот ни был вызван, всецело захватила его, и мысли Тристана были очень далеки от присутствующих.
Он взял лежащие на кровати латные перчатки, натянул их на руки, и она заметила, что его пальцы теперь украшал не только перстень с фамильным рубином Жарнаков, но и кольцо госпитальеров с белым крестом.
— Мне сказали, что он не поправится. Я очень сожалею, — едва взглянув на нее, произнес он и быстро прошел к двери.
Иден не обернулась на эхо быстрых шагов в вымощенном плитами коридоре и заняла место у кровати Стефана.
Теперь все обстояло так, словно он никогда не являлся частью ее жизни, ее крови, ее плоти… но одновременно существовало могучее сверхъестественное чувство, что все они втроем накрепко связаны судьбой, которую им не дано постичь, и остается лишь следовать предназначенным для них скорбным путем.
Чувствуя себя виноватой, она вернулась в своих помыслах к Стефану, такому маленькому и неподвижному на белой постели. И вновь ее поразил чахоточный румянец, так странно расцветший на его впалых щеках, и припухший ярко-красный рот, пугающе чувственный на почти лишенном жизни лице.
Пока она смотрела, безвольное тело внезапно дернулось, и глаза открылись — ярко-голубые и наполненные ужасом.
— Нет! Нет, вы не можете! Не трогайте его! Он должен быть спасен!
Капельки пены появились на распухших губах, Иден склонилась к нему, крепко сжав тонкую руку.
— Стефан! Ты спишь, вот и все. Просыпайся же. Это Иден, это я!
Он задрожал и медленно поднес трясущуюся руку к голове. Было видно, как обильный пот выступил на его теле. Он задыхался. Вдруг он схватил ее за запястье и крепко сжал.
— Иден? Точно ли это ты? — Теперь его непрерывно трясло. — Так холодно, Иден, холодно. — Глаза его наполнились слезами.
С жалобным криком она обняла дрожавшее тело, прижала его к груди, поплотнее заворачивая в покрывала.
— Ради милосердного Бога, принесите одеяла, брат Мартин! Он продрог до костей.
Стоявший позади нее монах мрачно покачал головой:
— Одеяла не помогут. Очень скоро его будет мучить лихорадочный жар. Холодный пот и последующая лихорадка одинаково терзают его.
Она в исступлении повернулась к госпитальеру:
— Неужели вы ничего не можете сделать?
Ее отчаяние тронуло его. Ненавидя самого себя, он произнес:
— Нет, ничего.
Неожиданно Стефан резко отодвинулся от нее, глаза его возбужденно заблестели. К своему ужасу, она увидела, как губы его скривились в усмешке, сменившейся диким хохотом, предвестником приступа бессмысленного веселья, которое он не мог или не хотел сдерживать.
Иден с ужасом взирала на припадок, не зная, чем помочь.
Тогда на плечо ее опустилась сострадательная рука брата Мартина.
— Постарайтесь не изводить себя понапрасну, миледи. Это тоже следствие его болезни. Такой же неудержимый смех часто случается, если принять слишком много наркотика… правда, никогда раньше не видел я ничего подобного в обратном случае. — Он вздохнул с глубоким сожалением. — Это поставило в тупик всех нас. В сущности, мы знаем так мало… гораздо меньше, чем предполагаем в своей гордыне.
— Не укоряй себя за неведение, брат лекарь, — донесся с подушки скрежещущий шепот; жуткий смех стих. — Я не посрамлю твою науку своим сомнительным случаем. Я должен признаться… теперь, когда меня уже не пугает епитимья, которую ты наложишь… Сейчас я страдаю не из-за отказа в опиуме, но из-за собственной неумеренности в употреблении. Прошлой ночью я получил больше, чем нужно, чтобы вскоре попасть туда, куда я стремлюсь. По правде говоря, меня глубоко удивляет, что я все еще здесь и смущаю вас.
Блестящие глаза Стефана взирали на них с мягким юмором, в их выражении не было и намека на прежний безумный смех.
— Как это могло случиться? — Брат Мартин был потрясен. — Каждому человеку здесь даны строжайшие наставления.
Мальчишеское озорство, осветило истощенное лицо.
— Наверное, брат, тебе лучше было бы считать это чудом… которого я давно жду.
Иден не желала больше чудес.
— Чудесное… обретение смерти. О Стефан, неужто жизнь так мало прельщает тебя?
Ее раздирала жалость и растущая мстительная ярость, пока не имевшая определенного объекта.
Стефан добродушно посмотрел на нее, как бывало в детстве, когда она находила какую-нибудь страницу в их книгах слишком трудной. Он дотянулся до ее руки и улыбнулся, и она увидела, что тот мальчик, которого она любила, выглянул сейчас из-под маски, уготованной ему обстоятельствами.
— Иден… как могу я объяснить тебе… ведь ты была Моей женой… и источником моей радости в жизни.
Ее мука отразилась на его лице, и он поднес руку Иден к своей груди.
— Разве не были мы счастливы вместе детьми в Хоукхесте? Ты помнишь, как мы были счастливы? Возможно, если бы я никогда не оставлял тебя, никогда не слушал рассказов Хьюго о Крестовом походе… если бы оставался в нашем владении…
