Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина
Перемалывался он безболезненно. Спасали добрый нрав и твёрдый характер. Сказывалась крепкая мужицкая порода, от земли, от крепости. Подарки не мог отучиться делать. Набрался как-то смелости, зашёл к Вере Игнатьевне. А там Егор – бывший беспризорник, ныне работающий у его отца. На обратной дороге заглянули в книжную лавку, и Егор с таким обожанием глядел на книги, с таким трепетом перелистывал, что Александр Николаевич не удержался, купил ему.
Побывал на собрании, куда зазывал его Концевич, там ему не особо понравилось. Голосят, перебивают друг друга. Обсуждали резолюцию какого-то съезда[101]. Всё шумели об аграрной программе. Но более всего обсуждали тезис о том, что необходимо планомерно использовать все конфликты, возникающие между правительством и Думой, а равно конфликты внутри самой Думы в интересах расширения и углубления революционного движения. (Договорено было при Белозерском слово «диверсионного» не употреблять.) Александр Николаевич из всего понял только, что Думу ругали. Но поскольку и Вера Игнатьевна Думу не жаловала, то и он не возражал.
В партию вступил. Но не из-за агитаторов из кружка Дмитрия Петровича, а благодаря всё тому же Егору. Умный мальчишка объяснил Александру Николаевичу, что партия РСДРП (б) хочет сделать так, чтобы всем несчастным и обездоленным простым людям жилось хорошо. Александр Николаевич сперва недоумевал: как же так сделать? Уже не одно поколение далеко не один светлый ум над этим бьётся – и никак! Смеясь, цитировал Егорке из стихотворения Беранже «Безумцы»:
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
А на следующий день после случайной встречи с бывшим беспризорником Александр Николаевич принимал тяжелейшие роды. Фабричная девчонка пятнадцати лет. Не замужем. Работала до последнего дня на фарфоровом производстве. Знать не знала, что при Николае Александровиче Романове создано общество улучшения участи женщин, понятия не имела, что ещё с 1885 года (старше её!) действует закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах». В клинику пришла, отстояв как раз ночную смену.
Она была простой неграмотной девчонкой, которую родители-крестьяне отправили в город на заработки. Ребёнок её умер, сама едва жива была. Всё плакала от радости, что ребёнок умер; и от горя: ребёнок умер! Рассказывала доктору Белозерскому, как тяжело живётся в деревне, да и в городе не лучше. Изнасилуй её кто в деревне, там бы уж обидчику не спустили. А здесь, ой! Отдавайся, чтобы не уволили. За малейшую провинность штрафуют, и без того страшно. После у девочки открылось позднее послеродовое кровотечение, и хотя он сражался за неё со смертью, как всё ангельское воинство разом, она умерла.
Он горько плакал на конюшне, обнимая Аскляпия. Иван Ильич вливал в доктора Белозерского ядрёный сивушный самогон, но не помогало. На следующий день он вступил в партию РСДРП(б), потому что Егорка сказал, что всем несчастным и обездоленным будет хорошо, коли в Российской империи победит эта партия. Нельзя сказать, что это был осмысленный трезвый поступок. Поскольку стакан воды поутру после пойла Ивана Ильича шибанул Белозерского, словно копыто боевого казацкого коня.
Дмитрий Петрович быстро сообразил Александру Николаевичу рекомендации, собрал экстренное заседание ячейки – и сын императора кондитеров был принят в РСДРП(б). Собственно, не к чести Александра Николаевича будет сказано, он совершенно не помнил, что стал членом Российской социал-демократической рабочей партии (фракции большевиков). Партийный билет Александра Николаевича Белозерского Концевич предусмотрительно хранил у себя. Взносы не так чтобы разоряли. Учитывая то обстоятельство, что с самого начала и квартирную плату Белозерский отдавал соседу, поскольку именно Дмитрий Петрович регулировал все сношения с владелицей. Александр Николаевич не имел ни малейшего желания вникать. Что весьма устраивало доктора Концевича.
Ещё Александру Николаевичу пришёл заказанный ранее Mercedes Simplex, чему он поначалу очень удивился, поскольку и об этом умудрился забыть (слишком завертела самостоятельная жизнь и должность главы акушерского департамента). Пуд бензина стоил под четыре рубля, и сейчас это для Александра Николаевича было неподъёмно. Опять же, во дворе дома, где квартировал наследник, оставлять сие великолепие не представлялось возможным. Доктор Белозерский поставил машину в клинике, собрав немало восхищённых зрителей. По такому поводу высказался и Матвей Макарович Громов, который, приходя на осмотры (доктора настаивали, и он им нынче не сопротивлялся), непременно навещал Ивана Ильича.
– Довелось мне побывать на берлинской выставке тысячу девятьсот третьего года[102]. Инженер Вильгельм Майбах представлял аккурат эту модель! – с большим уважением посмотрел он на самоходную повозку Белозерского. – Пошли они после выпить с императором Вильгельмом Вторым. Значится, тот, как и нашенский, второй. Даже родственник ему по линии Великобритании. Хотя наш, вишь, русский, а тот, наоборот, германец! Сперва второй Вильгельм выразил Майбаху всяческое восхищение, мол, агрегат знатный, второго же слова нет. Зря вы его вот так запросто простым обозвали. И говорит ему – слово в слово перескажу: «Да, ваш автомобиль великолепен. Но он, однако, не так уж и прост. Тем не менее я верю в лошадь. Автомобиль – это лишь временное явление». О как! Ты, Иван Ильич, совсем как есть будто император. Ты електричества боишься, а Вильгельм верит в лошадь.
– Я тоже верю в лошадь! – пробурчал Иван Ильич. – Куды ж она денется!
Однако, ко всеобщему удивлению, Иван Ильич самоходной повозкой заинтересовался. Попросил уроки ему дать. Довольно скоро обучился. Александр Николаевич преподнёс ему шлем, очки, перчатки – всё из модного магазина. Что влетело ему в месячное жалование старшего ординатора, главы акушерского департамента. Иногда в ночи, прежде угостив Клюкву морковью и яблоком и попросив прощения (бог знает за что, зато от души и на всякий случай), Иван Ильич выезжал в город на мерседесе. Расходы на конюшню выделялись щедро. Илья Владимирович Покровский, один из главных акционеров, лично благоволил Ивану Ильичу и в тратах на гараж карет скорой помощи не стеснял. Не столько уж и пудов бензина Иван Ильич расходовал. Возможно, и не полюбил бы Иван Ильич самоходную повозку, если бы не разъяснил ему Матвей Макарович, что конкретно в этой повозке тридцать пять лошадей!
– Как так?! Где ж такую упряжку видывали?!
– А вот, – Матвей Макарович погладил стальной лист капота мерседеса. – Был такой учёный, Джеймс Ватт,
