Диана Хэвиланд - Наперекор стихии
— Имеет… Слишком много лжи между нами… Я должен быть более честным с тобой… — Он схватил ее за юбку. — Мне очень жаль, дорогая… Все, что я сделал… изменял…
— Пожалуйста, — просила Селена, отгоняя слезы. — Постарайся отдохнуть.
— Да, отдохнуть… Как только я поправлюсь, мы поедем… Больше никаких обманов… Никаких…
Он начал задыхаться. Селена позвала одну из монахинь, но когда женщина подошла к кровати, Рауль уже впал в забытье. Он умер перед самым рассветом, сжимая ее юбку.
Прусские войска сужали кольцо вокруг Парижа, наступая на близлежащий город Сен-Жермен, когда Селена в сопровождении горничной Бланш села на один из последних поездов, покидающих город. Она предупредила Бланш о возможных сложностях путешествия, но худая гибкая девушка, прислуживавшая до Селены матери Рауля в замке, сказала:
— Все равно лучше ехать. Тетя Тереза, моя единственная родственница, содержит небольшую гостиницу неподалеку от замка. Она уже немолода, и в случае опасности я не оставлю ее. Да и вам, мадам, не следует путешествовать одной.
Селена, движимая необходимостью уехать из Парижа, пока еще есть возможность, потрясенная смертью Рауля, была безразлична ко всему. Тем не менее она была благодарна Бланш за компанию. Ее болтовня помогала Селене отгонять мрачные предчувствия.
Осада еще не началась, и некоторые из наиболее безрассудных парижских дам забирались на баррикады, пренебрегая опасностью, и наблюдали перестрелку батарей; жены солдат приносили корзины с едой и вином и устраивали пикники. Но очень скоро они поняли, что значит жить в городе, осаждаемом безжалостным врагом…
36
Поезд, идущий из Парижа в Страсбург, объезжал город Нанси с юго-запада. Отсюда Селена и Бланш могли как-нибудь добраться до замка. Селена стала выбираться из переполненного вагона, за ней шла Бланш, несущая портмоне и корзину с едой; под тарелками и салфетками лежала маленькая замшевая сумочка с некоторыми драгоценностями Селены, остальные она зашила в корсет. С минуту она стояла на платформе, подталкиваемая другими пассажирами, щурясь от солнечных лучей раннего утра. Из предыдущих поездок Нанси запомнился ей как прекрасный город, с затейливым чугунным литьем и красивыми старинными зданиями. Сейчас здесь было полно беженцев — некоторые, как и она, из Парижа, другие из окрестностей Метца, где гарнизон все еще был окружен, или из Эльзаса.
В этот раз ее не дожидался экипаж, огромный, немного старомодный, но сверкающий. Не было ни кучера в ливрее, ни форейтора… Примерно через час Селена убедилась, что на любые средства передвижения здесь огромный спрос, так как большую их часть присвоили пруссаки. Селена задыхалась от негодования, глядя на пруссаков в серых мундирах, многие из которых, пьяные, шатались по городу, расталкивая на своем пути французских горожан и отпуская непристойные шутки по поводу проходящих мимо женщин. Даже Селена, в своем наскоро купленном черном кашемировом траурном платье, с яркими медными волосами, строго зачесанными под черную шляпу, не избежала их замечаний, но она смотрела прямо перед собой и едва ли слышала что-нибудь; она думала только об одном — как добраться до замка, к Кейту.
Бланш в очередной раз доказала свою незаменимость, разыскав платную конюшню на окраине города и выторговав у владельца маленькую шаткую двуколку и лошадь, еле стоящую на ногах, такую древнюю и костлявую, что даже пруссаки не позарились на нее. Но Селене пришлось заплатить непомерную сумму, и хозяин конюшни сказал ей, что кучеров нет.
— Все, кто в состоянии что-либо делать, но еще не в армии, ушли из города.
— Не важно, — быстро сказала Селена. — Я умею править.
Но Бланш неожиданно воспротивилась этому и после долгих уговоров в конце концов проговорила:
— Я выросла в деревне. Я буду править, мадам.
Слишком усталая, чтобы спорить, Селена забралась на повозку рядом с горничной.
— Оставались бы вы в городе, — сказал старый конюх. — Что вам бежать в деревню? Все-таки две одинокие женщины…
Видя безразличие Селены, он пояснил:
— Там и отставшие от нашей армии, и патрули этих прусских чертей, уланы — варвары, мадам. Дикари…
— Я должна забрать своего сына, — сказала Селена. — Поехали, Бланш, у нас впереди долгий путь.
Бланш взмахнула кнутом, и старая кляча потащилась вперед. Двуколка протряслась по узкой аллее возле конюшни и выехала на дорогу. Селена думала о предостережениях конюха и беспокоилась о предстоящем пути по опустошенной войной земле в сопровождении одной горничной, но она надеялась доехать до замка до прихода ночи. Только когда Кейт окажется рядом с ней, она будет строить дальнейшие планы…
Бланш решила ехать по менее наезженным дорогам, известным ей с детства. День был теплый и солнечный, но земля, когда-то такая безмятежная и притягательная, теперь носила шрамы вторжения. Они проехали небольшую деревеньку, стоявшую на берегах Мерси, сожженную дотла. Селена содрогнулась при виде мертвых лошадей и овец, чьи гниющие туши были покрыты насекомыми. Огороды были вытоптаны прусскими пехотинцами, а на дорогах остались глубокие следы от тяжелых пушек. Она увидела детскую тряпичную куклу, наполовину похороненную в дорожной пыли, корзину с едой, забытую в спешке и теперь гниющую на солнце, женскую шаль… И всюду разрушенные камины, почерневшие стены, тошнотворный запах обуглившейся древесины и еще более отвратительный запах мертвых раздувшихся животных. На всем лежала печать смерти…
Селена не хотела думать о том, как она скажет родителям Рауля о смерти сына. Отец Рауля наверняка примет новость с показным спокойствием, будет говорить, что он гордится, отдав трех сыновей ради чести Франции. Нет необходимости сообщать генералу, что Кейт не является его внуком, и лишать тем самым старого джентльмена хоть капли надежды.
Но мать Рауля стала такой хрупкой после второго сердечного приступа. Как Селена скажет свекрови про Рауля? Может быть, это сделает сам генерал, вдруг он сможет лучше подобрать слова…
День тянулся, и Селене все больше не терпелось сжать Кейта в своих объятиях.
— Ты не можешь заставить лошадь ехать быстрее? — спросила она Бланш. Была уже вторая половина дня, а дорога, казалось, тянется бесконечно.
— Мы же не хотим, чтобы она свалилась замертво на полпути.
Селена, поняв, что Бланш рассуждает здраво, кивнула, но все ее мускулы были напряжены, а тело натянуто как струна в стремлении ехать быстрее.
Однажды они встретили группу беженцев, устало бредущих по дороге, и Селена смутилась, зная, что не может взять в повозку больше одного человека.
