От выстрела до выстрела (СИ) - Чеснокова Юлия Олеговна AlmaZa

От выстрела до выстрела

Глава I

— Миша, ты что ж выдумал? Остановись!

— Нет, ещё чего! Ты думаешь, я спокойно смотреть на такое стану когда-либо?

— Да брось, чего только не говорят иногда, не подумав.

— А вот и нечего не думая говорить! Будет впредь наука!

Дмитрий Нейдгард, хороший друг Михаила, уже почти родственник, хотел бы мерить шагами комнату от волнения, но боялся столкнуться в ней с самим Мишей, разгорячённым и возбуждённым, кружащим от угла к углу, как это бывает от не способных улечься эмоций: возмущения, жажды действия, и даже радостной гордости за совершенное. Он заступился за незнакомого совершенно ему молодого офицера, которого нагло, прилюдно высмеивал князь Иван Шаховской по поводу самому незначительному, не то за недочищенный сапог, не то за запачкавшийся манжет. Но причиной тому наверняка было низкородное происхождение офицера, позволявшее князю глумиться и ставить себя выше безнаказанно, ведь сатисфакции можно было требовать лишь у равного. Между Михаилом и князем разгорелась ссора, произошёл обмен оскорблениями, в результате которых первый вызвал второго на дуэль. И теперь ему нужен был секундант.

— Послушай, Миша, да ведь он чахоточный! Это тип неврастенический, они, будто угнетаемые исходом из них жизни, часто становятся язвительны и склочны!

— Это ни в коей мере не оправдывает его! Я сказал тебе — я буду стреляться в любом случае!

— А об Оле ты подумал, случись что?

Упоминание невесты несколько отрезвило Михаила. Он ушёл в себя на минуту. Потом очнулся.

— Конечно, если случится непоправимое… я бы не хотел, чтобы она страдала. Или вышла бы замуж за Бог знает кого! Не пошла бы от отчаяния…

— Ты вспомни, сам рассказывал, как Шаховской в Русско-турецкую вёл безбожную пальбу, он стрелок бывалый, а ты что?

— Я на ней тоже был, и пострелять успел! Бог на стороне правды! Неважно, кто сколько стрелял до этого, рука, защищающая справедливость, будет меткой!

Дмитрий вздохнул. Друга было не переубедить. Оба они, прапорщики лейб-гвардии Преображенского полка, цену чести знали, но у Михаила была обострённая тяга к заступничеству, к достоинству. Может, потому и влюбилась в него Оля, сестра Дмитрия? Красивый, молодой и всегда готовый к подвигам сын генерала. Блестящий молодой человек без изъянов. Через пару недель у них свадьба. Отчего не поступиться хоть раз своими принципами, не нарушать счастливого течения времени?

— Напиши хоть Оле… на всякий случай.

— Не к добру. Будто завещание оставляю! Нет, если что… сам сестре всё объяснишь.

Всё было решено, и оставалось лишь ждать следующего утра. Полиция, каким-то образом пронюхавшая о ссоре преображенцев, могла поймать их на рассвете, пресекая задуманное, и Михаилу с Шаховским пришлось отправиться в ночь в увеселительное заведение, выпивать и слушать там цыган, а уже оттуда, не спавши — ехать на место дуэли.

Утро было насмешливо прекрасно и солнечно — редкая для Санкт-Петербурга, особенно в сентябре, благостная погода. Лодки привезли участников дуэли на один из маленьких, нежилых островов подальше от города. Никаких колкостей, никакой ненависти, все были мрачно-внимательны друг к другу и вежливы, пытались не уронить своего лица перед лицом коварной, всегда неожиданной смерти. Иван Шаховской был старше противника на шесть лет. Богатый холостяк, он был бледен, но довольно крепок, хотя и действительно страдал чахоткой, особенно мучавшей его в пасмурные дни. Не такие, как сегодня. Вместе с ним, в качестве секунданта, приехал такой же высокомерный и родовитый приятель. Дмитрию почудилось, что они с Мишей два гимназиста, представшие перед преподавателями. Повеяло превосходством, неприятной предопределённостью, обнажающей исход приподнятой завесой тайны. Секунданты ещё раз поинтересовались, нет ли возможности примириться, извинившись и приняв извинения? Но ни та, ни другая сторона не согласилась этого сделать. Упрямство и принципиальность превзошли здравый смысл.

Присутствовал на дуэли и доктор — всё как полагалось. Оружие проверили. Встали на расстояние, в стойку. Отсчитывалось время до выстрелов. Прицелились и, с вытянутой руки, выстрелили. Прозвучал гром вылетевших пуль, от стволов взвился лёгкий дымок. Сначала показалось, что ничего не произошло — первая пуля пронеслась в Шаховского, вздрогнувшего и выстрелившего на мгновение позже. Он осел на одну ногу, в которую угодил заряд. Но потом Дмитрий посмотрел на друга, и увидел, как тот наклонил голову, оглядывая себя. Что-то почувствовал. Попытался поднять свою руку, но стал заваливаться. Нейдгард бросился к нему. Михаил смог сам сесть, но все, приближаясь, уже видели потёкшую по груди кровь. Пуля попала в область сердца.

— Миша! — Дмитрий упал на колени рядом с ним. Доктор склонился, чтобы определить, куда именно пришёлся выстрел и, расстегнув рубашку и заглянув под неё, тяжело вздохнул. — Миша, что ж ты… как же ты!.. Так…

— Оля… — произнёс он губами, от которых медленно отступала кровь. — Оле скажи, чтоб не жалела. Судьба такая, Бог так рассудил.

Дмитрию не хотелось припоминать вчерашние слова, что Бог на стороне тех, за кем справедливость. Он ведь тоже понимал, что правда была за Мишей, а не за Шаховским, как же так случилось? Почему Бог дал этому случиться? Где взять ответ?

— Ты держись, Миша, авось обойдётся…

— Нет, что ты, — ухмыльнулся он и поморщился. Глаза ещё не мутнели, но всё очевиднее становилось, что конец не за горами. — Дима, ты… ты передай братьям, Сашке и Пете, чтоб об отце позаботились, и Оле… знаю, Пете она нравится… и ты о ней тоже заботься.

— Дурак ты, Миша, — стиснув зубы, сказал друг, — вот стоило оно того? Глупость вся эта…

— Ты получше мне что скажи, — откидывая голову, попросил молодой человек, — неужто хочешь, чтоб последнее, с чем в могилу пойду, это «дурак»?

Нейдгарду хотелось лить слёзы, горькие, солёные, но смысла в них не было — разве исправить произошедшее, отмотать время назад? Он постарался улыбнуться, чтобы последнее, с чем ушёл бы друг к праотцам — была радость.

— Ты всё правильно сделал, Мишка. Потому Господь тебя к себе и забирает — ему правильные самому нужны.

Умирающий дуэлянт улыбнулся слабо. Подошедший, хромая, Иван Шаховской скорбел не меньше других — он не гордился тем, что сделал. Не он, холодный и циничный, звал юношу на дуэль, но когда его звали — отказаться не мог. Дело чести. Михаил был благородным и храбрым молодым человеком. Но благородство и храбрость никого ещё не спасали от внезапной и бессмысленной гибели.

Час спустя, перенесённый в лодку, покачивающуюся на холодных волнах бегущей в залив Невы, по пути обратно, в город, Михаил испустил последний вздох. Его грудь прекратила вздыматься. Присутствующие сняли головные уборы. Где-то в стороне послышался звон церковных колоколов, разнёсшихся по округе.

На третий день, к похоронам, вернулась та же самая чудесная погода. Два дня шёл промозглый дождь, но вот — выглянуло солнце. В Александро-Невской лавре собралось на отпевание немало людей. Отцу отправили весть о произошедшем, но он всё равно не успел бы приехать из Орловщины. Мать тоже уже два года жила в Лозанне, поправляла здоровье. Говорили, что под этим предлогом просто не хотела жить с мужем. Или муж не хотел с ней жить и попросил отправиться в чудесное путешествие на европейские курорты.

Из семьи было лишь два брата — Пётр и Александр, молодые студенты Санкт-Петербургского университета двадцати и девятнадцати лет, старший учился на агронома, младший — на историко-филологическом, и сам ещё не знал, кем хочет стать. На них мало кто обращал внимание. Михаила пришёл провожать Преображенский полк. Не весь, конечно, но многие. Офицеры в красивых мундирах, с выправкой, они держались своим кругом. Пётр мельком посмотрел на них, будто смущаясь многочисленного присутствия военных, бравых и сильных, отважных любимцев женщин. Но глаза сами собой вернулись к фигуре в чёрном, чьё лицо пряталось под полами шляпы, дополненной полупрозрачной сеткой вуали. Голова была беспрерывно наклонена вперёд, чтобы скрывать слёзы. Невеста брата. Ещё бы пара недель, и она могла стать вдовой, а не просто горюющей невестой. Но до этого не дошло. Ольга Нейдгард так и не вышла замуж, и сейчас, не представляя своего будущего без возлюбленного, опиралась на руку брата, беззвучно плача над закапываемой вязкой после дождей землёй сырой могилой.