Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес
Я отправил в Orrick соглашение о неразглашении, чтобы устроить, так сказать, пробу на запах. Возможно, это стандартный шаблон, но это было первое подобное соглашение со стороны компании, которое мы когда-либо увидели. Доверяй, но проверяй и держи под кроватью заряженное ружье.
Задумайтесь на минуту о евразийской политике с XVI по XIX век – и сравните, насколько сейчас все по-другому. Западная Европа тогда еще не достигла того мирового господства, к которому придет позднее, а исламский мир не клонился к катастрофическому упадку. Турецкая артиллерия еще в 1683 году использовала Вену как мишень для учебной стрельбы, и только в последнюю минуту сформированные альянсы удержали исламский мир, чтобы его граница не дошла до самой Баварии. Европейские центры силы соревновались за благосклонность потенциальных азиатских союзников, чтобы использовать их силы против других европейцев. Например, Франция с Наполеоном во главе в 1807 году объединилась с Персией в борьбе против Великобритании, а ближневосточные правительства вмешивались в европейские дела невообразимым сегодня способом.
В таком мире европейские государства и великие ближневосточные твердыни Оттоманской и Персидской империй относились друг к другу более-менее как к равным, со всем надлежащим двуличием и дипломатической претенциозностью. Ключевым фактором в этом удивительном цивилизационном противостоянии один на один был драгоман (этимологически это слово уходит корнями в арабское слово «переводчик»). Но драгоман был больше, чем просто переводчиком – он был культурным посредником, который избирательно (и иногда намеренно неверно) переводил официальные послания с целью достичь желаемого дипломатического результата (о котором иногда ни одна из сторон не подозревала). Так, высокомерное послание Высокой Порты королеве Виктории, в котором ее приветствовали как собеседника ниже рангом, сменило тон и превратилось в обращение к уважаемому дипломатическому партнеру. Когда Виктория прислала полный упрямства ответ, драгоман приправил его тем подобострастием, которого ожидал восточный деспот.
Конечно, ситуация осложнялась, когда дело доходило до международных договоров – суть заключалась уже не в тоне перевода, а в реальных геополитических субстанциях. На этом фронте драгоманы впутывали и себя, и своих работодателей в самые разные неприятности. Договоры обычно подписывались на выбранном для этого дипломатическом языке, а для каждой стороны делались переводы на родной язык. Так соглашение раскалывалось на две части, которые были в лучшем случае туманными, а в худшем несовместимыми.
Так что мы видим два типа неверного перевода на работе: намеренный, который служит дипломатической смазкой для проворачивания дел, и более серьезный, при котором у каждой стороны складывается свое представление о достигнутом соглашении.
Мир Кремниевой долины тому почти идеальный аналог, и у нас есть свои драгоманы от бизнеса.
Когда сделка по-настоящему сдвигается с места, происходящее становится похожим на интригу в стиле романов ле Карре. В работе над сделкой всегда два канала коммуникации. Первый, формальный, обычно включает в себя переписку по мейлу и формальные документы и охватывет основателя и команду корпоративного развития – а возможно, если это релевантно, и команду по разработке продукта. Второй – неформальный и неявный. За неимением лучшего слова назовем его сговором.
Такие сговоры осуществляются либо по телефону, либо при личной встрече, без обмена мейлами или сообщениями. По правовому примечанию, в Калифорнии запрещено записывать телефонные разговоры, и такие записи в общем порядке не принимаются в суде, за исключением уголовных процессов с ордером. Когда сговор начинается, мир стартапа, который проводит 99,9 % общения через асинхронные каналы мейла, мессенджеров и соцсетей, неожиданно возвращается к методу «по старинке». Вся коммуникация проходит в виде приглушенных телефонных разговоров за закрытой дверью переговорки. Это показатель, что вы действительно можете урвать лакомый кусок – и наоборот, если все еще переписываетесь по мейлу, ничего серьезного на самом деле не происходит.
Этот второй канал частично похож на драму периода холодной войны, а частично на время, когда вы заявляли своим друзьям из четвертого класса, что собираетесь поцеловать Бекки Уокер после шестого урока физкультуры, что сразу порождает сплетни и перепалки. По мере развития событий драма становится все более и более инфантильной. В конце концов, убеждаетесь (будто бы было нужно больше доказательств на такой поздней стадии вашей стартаповской траектории), что люди даже на таких утонченных высотах экономической элиты, по сути, являются перепуганными бедствующими детьми, которые нарядились для маскарада и притворяются взрослыми.
Сейчас, если бы это была Уолл-стрит и в игру включены открытые акционерные общества… А люди вроде основателей стартапов на грани поглощения, наемных сотрудников и инвесторов вовлечены в витиеватую игру c перетасовкой инсайдерской информации, которая очень избирательно передается по телефону, и руководило бы ими намерение обогатиться частным образом (реальными деньгами ли, влиянием ли)… Мы бы все очутились в тюрьме или, по крайней мере, были бы обвинены в правонарушении. Но так как с самого начала было понятно, что для технологической траектории это стандарт, то никто и глазом не моргал. Или вы говорили и играли свою роль в сделке, или не делали этого, потому что боялись увольнения за нарушение конфиденциальности, но никто никаких клятв не нарушал. Ежу понятно, что никто ничего не регулировал.
Мы входим в область моральной светотени, поэтому представляется необходимым вывести на сцену первого и единственного сложного персонажа этих мемуаров. Мы уже назвали имена нескольких инсайдеров Twitter, но в историю вовлечены и другие, пока безымянные инсайдеры. Если виноваты все, то не виноват никто. С этого момента и дальше любой инсайдер Twitter или каким-либо иным способом заинтересованная сторона, которая будет преподносить нам информацию, сводить счеты, помогать заключить сделку или – по приватным мотивам, о которых можем только догадываться, – станет всеобъемлющим живым коллажем всего этого, будет носить имя… внимание… Омут Твита.
Да, Омут Твита.
Омут Твита дал нам инсайдерскую подсказку о реальной стоимости Twitter и условиях, на которых они только что привлекли целую гору денег. О том, какую часть от всей доли нового выпуска ценных бумаг составляли наши акции, что происходило в закулисье совета директоров и почему Twitter впоследствии станет казаться снаружи богомерзким сборищем (ответ: потому что был богомерзким сборищем изнутри). О борьбе внутри совета директоров и менеджеров компании, а также между советами и менеджерами прямо на совещаниях совета, которые не выполняли своей функции – каждый член совета, чье имя обладало большим весом, прибывал туда с собственным антуражем. О том, что Эв Уильямс и Биз Стоун были уже мысленно сброшены со счетов (они на самом деле покинут Twitter через два месяца). О том, что в отделе по разработке продукта не было явного лидера с тех пор, как его вице-президент, Джейсон Голдман, ушел. О разных внутренних склоках, которые начинаются в каждой технологической компании, с которой произошел быстрый и неожиданный рост. Компания эти страхи упорно скрывает от окружающего мира, демонстрируя безупречный фасад из парусины, на которой журналисты в своей ошибочности повествования нарисуют каменную стену[49].
Но что насчет честной игры? – спросит моральный читатель.
Печально, но стартаповская игра не играется по правилам маркиза Куинсберри. Предприниматель стартапа, ты Давид перед Голиафом, находящийся в процессе образования Израиля в войну 1948 года, Крокетт в Аламо, спартанцы при Фермопилах. Выберите метафору из этих безнадежных несочетаемостей, которая вам нравится больше всего, это и будете вы. По любому рациональному подсчету стартап должен был умереть, еще не родившись. Так что если
