Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес
Итак, у нас были яйца, за которыми мы охотились.
Осталось найти нож.
Один сотрудник Adchemy, когда мы вместе выпивали, неосознанно сболтнул, что Adchemy работали над крупной сделкой с Microsoft. Это стало новостью для меня. До этого единственная толстая пачка бездумно разбазариваемых денег, которую Мурти удалось из кого-либо выманить, поступила от Accenture. Adchemy несли огромные убытки, безо всяких шансов привлечения новых покупателей и получения доходов от того, что они станут пользоваться реальным продуктом компании. Чтобы фарс продолжался, Мурти надо было в него кого-нибудь втянуть. Кого-нибудь крупного. Размером в $50 миллионов или даже больше. Microsoft были очевидным выбором: их не слишком популярная поисковая система Bing была только рада увести рекламодателей и пользователей от тяжеловеса Google. Мы помнили, какая катастрофа с медийной рекламой творилась в Adchemy, пока мы там работали. Было ясно, что Мурти вынужден обратить внимание на более зрелый поисковый рынок как на свою последнюю надежду в бизнесе. Подыгрывая комплексу неполноценности Microsoft в поисковом бизнесе, Мурти привлекал к себе дополнительный финансовый кислород.
Нашим вторым ножом могли стать венчурные капиталисты. Венчурными покровителями Adchemy были две первоклассные компании, выпускающие «голубые фишки»: August Capital и Mayfield Fund. Партнером в фонде August был Джон Джонстон, чье до комического типичное имя белого англосаксонского протестанта полностью соответствовало его внешности и происхождению. В Mayfield партнером был Йоген Далал – выходец из популярного коктейля «Индийский институт технологии, потом Стэнфорд», коих можно было встретить во многих залах заседаний Кремниевой долины. У нас были рычаги воздействия на этих игроков Кремниевой долины благодаря трендам финансирования, которые тогда охватили долину, а сейчас стали настолько общим местом, что едва заслуживают упоминания.
И вот почему. По традиции спонсирование стартапов на раннем этапе было эксклюзивной епархией самого предпринимателя, использовавшего собственное состояние, а также состояние семьи и друзей, плюс инвесторов-ангелов. В своей первоначальной форме инвесторы-ангелы были состоятельными индивидами, зачастую бывшими предпринимателями, которые прибыли или развлечения ради делали ставки на компании, находившиеся в стадии эмбриона.
Многие компании просто умирают на этой ранней стадии. Те, кто выживает, привлекают свои первые реальные, ощутимые деньги на раунде А. Там цифры уже совсем другие – миллионные – и находятся на уровне, превосходящем достаток состоятельных индивидов. По исторической традиции большинство профессиональных венчурных капиталистов не связываются с посевным раундом, а некоторые даже воздерживаются от инвестиции в ранние раунды наподобие серии А. Имея доступ к большим деньгам извне, к сотням миллионов на потенциальные инвестиции, повелители вселенной от венчурного капитала не будут тратить деньги на мелочное выписывание чеков на $50 000[43].
С раздутием технологического пузыря в районе 2010 года (его раздувшиеся бока мы наблюдаем по сей день) весь сценарий поменялся. Google и несметное множество поглощенных компаний Кремниевой долины превратили многих игроков долины в очень богатых людей. Согласно бессменному духу Кремниевой долины капитал хотел создать еще больше технологического капитала, тем самым создавая затруднительное изобилие финансов, поступающих от инвесторов-ангелов, которые хотят вложиться в компании на ранней стадии. Многие из тех, кто роется в кучах стартапов, не только вкладывают свои деньги, но и привлекают небольшие фонды объемом от $20 до $40 миллионов, чтобы увеличить свои ставки на многообещающие компании (так, например, делал наш друг Сакка). Популярность акселераторов вроде Y Combinator в тандеме с тем фактом, что предпринимательство начало восприниматься широкой общественностью как полноценная карьера, означало вот что: много высококвалифицированных инженеров покидали корпоративную траекторию и брались за разработку новых увлекательных продуктов. Появление доступных по запросу вычислительных механизмов под ключ вроде Amazon Web Services, плюс готовых к немедленному использованию веб-структур наподобие Ruby on Rails означало: тестирование новых идей стало проще, чем когда бы то ни было. Многие предприниматели решили, что строить экскаваторы лучше, чем искать золото, и начали создавать структурные элементы более сложного программного обеспечения для поддержания инновации. В их числе был постпроцессорный компилятор Parse, благодаря которому число стартапов во время бума выросло экспоненциально.
Отдачей от всех этих перемен стало то, что посевные раунды теперь стали выходить на уровень прежних раундов А. Уже не шокировали новости о том, что компания, появившаяся два месяца назад и возглавляемая гендиректором с даром убеждения, привлекла $2 миллиона финансирования, называя это «посевным раундом». При таком количестве денег, крутящихся в огромных объемах на самых разных уровнях в ожидании, чтобы их инвестировали, лучшие предприниматели имели привилегию выбора инвестора, а не наоборот. Многие инвесторы с тревогой пытались пробиться в один из раундов. В контрактах было прописано, что инвесторы одного раунда имели право инвестировать в следующий, а также их связывали с предпринимателем личные отношения. Как следствие, чтобы попасть в раунд А, где намеченная сумма окажется превышенной, инвесторам приходилось участвовать в посевном раунде, чтобы застолбить за собой место. Это правило срабатывало по мере продвижения от раунда к раунду. Венчурные капиталисты, которые раньше сказали бы: «Свяжись со мной, когда будешь на раунде А или В, дружок», – оказались оттесненными от востребованных компаний теми инвесторами, которые взрастили и поддерживали стартап с тех пор, когда он состоял из двух парней в паршивом офисе. Фонды-тяжеловесы наподобие Mayfair и August это знали и начинали заниматься инвестициями на посевном раунде – не ради того, чтобы завладеть небольшой частью компании (они могли бы выписывать чеки на незначительные суммы целый день и все равно не инвестировать полностью свои запасы), но ради опции выйти впоследствии на по-настоящему интересные раунды.
Что приводит нас (наконец) к нашей ситуации: изо дня в день живительной кровью венчурного капитала были не деньги, а поток сделок. Первым разглядеть потенциальный Uber или Airbnb – вот что отличало первосортного венчурного капиталиста от второсортного. Y Combinator были невероятно успешны в привлечении лучших предпринимателей: они мертвой хваткой вцеплялись в лучшие предложения раннего этапа из всего потока сделок в Кремниевой долине. Сегодняшний поток сделок ранней стадии превращался в завтрашний поток сделок на более поздней стадии благодаря вышеописанному инвестиционному феномену следования. Y Combinator были привратниками на подступе к лучшим сегодняшним и завтрашним сделкам долины. Подобно контролю поступления воды в некоторых засушливых сельскохозяйственных регионах: чья точка контроля находилась выше по течению, если отсчитывать от шлюза, тот и контролировал все. Это и воплощал в себе Демо-день Y Combinator. Могущественные и высокомерные венчурные предприниматели, которые хотели посетить презентационное мероприятие Y Combinator, должны были преклонить колено и отвесить земной поклон перед медведеподобным человеком в сандалиях, который терпеть не мог вздор и обладал талантом к словесному творчеству. Человеком этим был Пол Грэм – бесспорно, самый осмотрительный технологический инвестор во всей истории человечества. Именно к нему мы и обратились со своей экзистенциальной проблемой в те отчаянные дни.
Как и все родители, Пол притворялся, что любит всех своих стартаповских детей одинаково. В реальности некоторые компании получали больше внимания, чем другие. Принимая во внимание условную природу его любви, мы не были уверены, что он помчится на помощь AdGrok – особенно в свете стервозности, бардачности нашего конфликта. В конце концов, мы были середнячковой компанией из нашего потока, а не топами вроде Hipmunk или InDinero.
Нам не
