Невидимый слон: Как не попадать в ментальные ловушки - Лучано Канова
Рис. 2. Интеграл функции измеряет площадь под кривой. То есть перед нами водолаз, исследующий глубину
В математике мы бы говорили о первой производной, за которой следует движение кривой точка за точкой, и об интеграле, позволяющем оценить всю площадь, на которой отмечается определенная тенденция.
Если мы задумаемся о глобальном потеплении, не имея при этом готового решения проблемы, то сразу же поймем происхождение этой когнитивной ловушки: дело не в том, что мы никогда не говорим об изменении климата или парниковом эффекте. Нельзя также сказать, что мы охвачены идеей неизбежной трагедии и обреченно представляем себе будущее планеты без человека разумного. Однако бесспорно и то, что новости о глобальном потеплении и других явлениях с медленными изменениями и отдаленными последствиями трогают нас не больше, чем серфингиста – брызги от волны, которую он оседлал.
Международный форум для заключения многостороннего соглашения по климату; саммит ООН; протесты экоактивистов; чудовищный пожар в Калифорнии или в любом другом месте…
Такие новости захватывают наше внимание всего на несколько часов, и при этом мы, как правило, не встраиваем информацию в общий контекст, что является необходимым условием для составления продуманного плана действий.
Глава 8. Позитивное общение
Как найти правильные слова, чтобы очертить контуры проблемы
В открытом море мы лопали да хлопали, калякали да клюкали, как вдруг Пантагрюэль встал из-за стола и огляделся по сторонам. Немного погодя он сказал нам:
– Слышите, друзья? Мне кажется, я слышу, как несколько человек разговаривают, а между тем никого не вижу. Прислушайтесь.
При этих его словах мы напрягли внимание и стали жадно, подобно тому как высасывают аппетитных устриц из раковин, всасывать ушами воздух, не раздастся ли чей-либо голос или же какой-нибудь звук, а чтобы ничего не пропустить, некоторые из нас, в подражание императору Антонину, даже приставили к ушам ладони. Со всем тем мы объявили, что никаких голосов не слыхать.
Пантагрюэль продолжал настаивать, что до него доносится несколько голосов – и мужских и женских; в конце концов и нам почудилось, что мы также их слышим, если только это не звон в ушах. Чем сильнее напрягали мы слух, тем явственнее различали отдельные голоса и даже целые слова, и тут на нас напал необоримый страх, да и было отчего: видеть никого не видим, а слышим разные звуки и голоса, и мужские, и женские, и детские, и конское ржание, так что Панург наконец не вытерпел и крикнул:
– Черт подери, да что ж это за издевательство! Мы пропали. Бежим! Мы в ловушке! Брат Жан, друг мой, ты здесь? Будь добр, стань ко мне поближе! Меч твой с тобой? Гляди, как бы он не застрял в ножнах. Ты его только наполовину отчистил. Мы пропали. Послушайте, ей-богу, это палят из пушек. Бежим! […]
Лоцман ему на это ответил так:
– Государь! Вам бояться нечего. Вот граница Ледовитого моря, в начале минувшей зимы здесь произошло великое и кровопролитное сражение между аримаспами и нефелибатами. Тогда-то и замерзли в воздухе слова и крики мужчин и женщин, удары палиц, звон лат и сбруи, ржанье коней и все ужасы битвы. Теперь суровая зима прошла, ее сменила ясная и теплая погода, слова оттаивают и доходят до слуха.
– Ей-богу, я в это верю, – сказал Панург. – Нельзя ли нам, однако ж, увидеть эти слова? Помнится, я читал, что у подошвы горы, на которой Моисею был дан закон для евреев, народ явственно видел голоса.
– Держите, держите! – сказал Пантагрюэль. – Вот вам еще не оттаявшие.
И тут он бросил на палубу полные пригоршни замерзших слов, похожих на разноцветное драже. Слова эти, красные, зеленые, голубые, желтые и золотистые, отогревались у нас на ладонях и таяли, как снег, и мы их подлинно слышали, но не понимали, оттого что это был язык тарабарский, за исключением одного довольно крупного слова, которое, едва лишь брат Жан отогрел его на ладонях, издало звук, подобный тому, какой издают ненадрезанные каштаны, когда они лопаются на огне, и все мы при этом вздрогнули от испуга[105].
Эта глава посвящена осмотрительному использованию слов и цифр, особенно при освещении такой непростой темы, как изменение климата. Начнем ее с эпизода про замерзшие слова, взятого из романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» и обладающего не только художественной, но и назидательной ценностью.
Не уверен, что правильно интерпретирую замысел автора, но меня всегда привлекала идея, что слова способны обретать физическую форму и отделяться от того, кто их произносит. В Ледовитом море они замерзают, погружаясь в спячку, а затем оттаивают и постепенно возвращаются к жизни со зловещими и печальными стонами, но при этом окончательно отрываются от контекста и смысла, с которым изначально произносились.
Вопрос о том, как лучше донести информацию об изменении климата, волнует как журналистов, так и всевозможные организации, ведь слова всегда были тем элементом контекста, который наряду с другими факторами влияет на поведение людей.
В своих исследованиях, посвященных ментальным ловушкам, Канеман и Тверски не раз обращались к теме фрейминга, о чем я уже упоминал в предыдущих главах[106].
В качестве примера рассмотрим следующий сценарий.
Представьте, что в Соединенные Штаты вот-вот придет эпидемия азиатской болезни, которая, учитывая ее исключительную летальность, должна привести к гибели 600 человек. Для борьбы с этим заболеванием были разработаны две альтернативные программы. Предположим, что научный прогноз последствий двух программ выглядит следующим образом:
1. Если будет принята программа A, будут спасены 200 человек.
2. Если будет принята программа B, то есть вероятность 1/3, что все 600 человек будут спасены, и вероятность 2/3, что не спасется никто.
Какую из предложенных программ вы бы выбрали?
Теперь предположим, что контекст остается прежним, но оценки эффективности программ теперь сформулированы вот так:
1. Если будет принята программа C, то умрут 400 человек.
2. Если будет принята программа D, то есть вероятность 1/3, что никто не умрет, и вероятность 2/3, что умрут 600 человек.
Какую программу вы бы выбрали в этом случае?
Оригинальное исследование, проведенное в 1981 г., показало, что в первом случае большинство участников выбрали программу А, а во втором преобладал вариант D.
Если вы еще раз внимательно прочитаете формулировку задачи, то поймете, что варианты программ в обоих случаях совершенно одинаковы. Изменился только фрейминг: в первом случае акцент сделан на спасенных жизнях, а во втором – на предполагаемом количестве смертей.
Вид человека разумного эволюционировал таким образом, что он сильнее реагирует на возможные потери. У первобытных людей в племенах охотников и собирателей преобладал инстинкт выживания: защита соплеменников и имущества была
