Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков - Тома Филиппон
Затем произошло нечто совершенно неожиданное. Начиная примерно с 2000 года нормы прибыли и коэффициенты концентрации в США увеличились, а в Европе остались стабильными или снизились. В США разрыв между ростом цен и заработной платы был на 8 % больше, чем в Европе, несмотря на аналогичный рост производительности. В то время, когда американские рынки испытывали непрерывное снижение конкуренции, в Европе этого не происходило. Сегодня многие европейские рынки кажутся более конкурентными, чем их американские аналоги.
Как это случилось? Почему именно Европа стала землей свободных рынков? На протяжении всей истории в континентальной Европе часто предпочитали государственное вмешательство частной конкуренции. Что изменилось за последние двадцать лет и что убедило европейцев принять свободные рынки?
Освобождение европейских рынков
Европейские политики, похоже, прислушались к данному в 2006 году предостережению экономистов Альберто Алесина и Франческо Джавацци: «Если Европа хочет остановить свой спад… ей нужно принять что-то более близкое к американской модели свободных рынков». Европейский союз упростил правила, чтобы стимулировать вход и конкуренцию на многих рынках. О данных улучшениях свидетельствуют многие показатели, но давайте сначала рассмотрим легкость открытия бизнеса. На рис. 8.1 показано, как число дней, необходимых для того, чтобы открыть бизнес, в ЕС постепенно сокращалось и приближалось к американскому значению.
Например, во Франции в 1999 году требовалось пятнадцать процедур и 53 дня, чтобы начать действовать легально, тогда как в Новой Зеландии – три процедуры и три дня (Djankov et al., 2002). В 2016 году для начала нового бизнеса требовалось всего четыре дня во Франции и один день в Новой Зеландии. Вместе с тем в тот же период задержка входа на рынок в США возросла с четырех до шести дней. Другими словами, раньше открытие бизнеса в США происходило гораздо быстрее, чем во Франции, но сейчас оно происходит несколько медленнее.
Это не единичный показатель. ОЭСР ведет статистику регулирования при помощи индексов регулирования товарного рынка (product market regulation – PMR)[41]. На рис. 8.2 показаны значения общего показателя PMR за разные годы в странах ЕС и США. В 1998 году во всех странах ЕС, за исключением Великобритании, действовало больше ограничений, чем в США, а в 2013 году во всех странах ЕС, за исключением Греции и Польши, стало меньше таких ограничений, чем в США.
РИСУНОК 8.1. Необходимое для начала бизнеса число дней
ИСТОЧНИК: World Economic Forum.
В этой истории есть глубокая ирония. Идея о том, что свободные и конкурентные рынки работают лучше всего, подтверждается многими эмпирическими данными. При этом экономисты стали пропагандировать свободные рынки прежде всего потому, что они оказались столь успешными именно в Америке. В своей весьма влиятельной работе Симеон Дянков, Рафаэль Ла Порта, Флоренсио Лопес-де-Силанес и Андрей Шлейфер (Djankov et al., 2002) обнаружили, что регулирование входа на рынок связано с более высоким уровнем коррупции и что страны с более открытыми и подотчетными политическими системами регулируют вход в меньшей степени. Подобные выводы и рекомендации делали также международные организации, такие как Всемирный банк и ОЭСР. В 1999 году ОЭСР отметила, что «Соединенные Штаты уже четверть века являются мировым лидером в области реформы регулирования. Реформы в этой стране и их результаты помогли запустить глобальное реформаторское движение, которое принесло пользу многим миллионам людей».
РИСУНОК 8.2. Индекс регулирования товарного рынка. GRC = Греция, POL = Польша
ИСТОЧНИК: OECD.
Ирония заключается в том, что Европа прислушалась к этому совету как раз тогда, когда США начали забывать свою собственную историю свободных рынков. Заметьте, я имею в виду рынки товаров и услуг. Я не обсуждаю регулирование рынка труда, налоговую политику или государственные расходы. Это осознанный выбор. Теория, которую я собираюсь изложить в этой главе, объясняет, почему проект ЕС оказывает огромное влияние на рынок товаров и услуг, но мало влияет на другие рынки. Я не утверждаю, что ЕС стал более конкурентоспособным, чем США в других областях. Так, США располагает лучшими в мире университетами и экосистемой инноваций, от венчурного капитала до технологий.
Однако, за исключением этой оговорки, мое мнение очень сильно расходится с широко распространенными карикатурными представлениями о ЕС как о бюрократическом монстре. Иногда подобные представления верны, но чаще всего они являются отражением невежества и лени комментаторов. Если у вас нет интересных или важных мыслей, вы всегда можете начать критиковать европейских бюрократов. Подобные высказывания являются политическим эквивалентом жалоб на погоду – они в основном бесполезны, но достаточно содержательны, чтобы прикрыть идейную нищету.
Вместе с тем нельзя отрицать, что документация ЕС представляет кошмар для читателя. Политики во всех странах имеют ужасную привычку придумывать напыщенные названия для всего, что они делают, и ЕС не является исключением. В документах ЕС самая простая идея обычно изображается как грандиозная, трехсторонняя стратегия. Мучительное и раздражающее чтение этих документов не должно отвлекать нас от того факта, что многие из инициатив ЕС разработаны с благими намерениями, а некоторые даже увенчались успехом. Технократический жаргон в Брюсселе, может быть, и невыносим, но нельзя отмахиваться от ребенка только потому, что родители дали ему уродливое имя.
Давайте попробуем понять, как конкурентные рынки стали такой важной характеристикой европейской интеграции. Мы обнаружим, что борьба с доминированием на рынке была частью ДНК европейского проекта с самого начала.
Черчилль против Монне: краткая история Европейского союза
История ЕС увлекательна, но часто неправильно понимается, особенно в Америке. Если вы запомните из содержания этой главы только одно, то пусть это будет следующее – ЕС был основан на идеях француза, который восхищался британскими и американскими институтами и который, прежде всего, хотел добиться успеха для Европы.
Проект единой Европы вырос из пепла Второй мировой войны, при этом экономика с самого начала играла важную роль. По глубоким историческим причинам вся система экономического регулирования ЕС была направлена на устранение экономического национализма и чрезмерного доминирования на рынке.
Чтобы понять процесс европейской интеграции, нам сначала нужно вернуться в 1914 год, поняв процесс европейской дезинтеграции. Первая мировая война была европейским аналогом американской гражданской войны, трагедией беспрецедентного масштаба. Войны на европейском континенте шли всегда. Президент Франции Франсуа Миттеран, выступая в 1995 году со своим последним обращением к Европейскому парламенту, пошутил, что на протяжении всей своей долгой истории Франция воевала со всеми европейскими странами, кроме Дании[42]. Но Первая мировая война была ужаснее любой войны, которую мир видел до этого. Европейцы шагнули в сомнамбулическом трансе к цивилизационному суициду
