Барри Шварц - Практическая мудрость

Роберт Рассел – не просто мудрый судья, умеющий трактовать закон и соразмеряющий общие принципы с конкретными обстоятельствами. Он увидел более масштабную проблему, решению которой способны содействовать добросовестные судьи, и создал институт, поощряющий такое судейство. Рассел в течение длительного времени наблюдал неудачи судебной системы, неспособной иметь дело с социальными, медицинскими и психологическими проблемами, которые часто приводят людей к совершению их первого преступления. После получения в 1979 году диплома юриста в университете Ховарда он 12 лет отработал помощником прокурора округа и помощником генерального прокурора в Огайо и Нью-Йорке и только после этого занял в 1992 году должность заместителя судьи в городском суде Буффало. В первые годы судейства неспособность системы реагировать на проблемы наркозависимых и психически больных правонарушителей потрясла Рассела. В 1995 году он взял на себя инициативу создания первого в Буффало суда по делам, связанным с наркотиками, а в 2003 году – первого суда по делам лиц с психическими заболеваниями. Он видел успех подобного рода специальных судов в других частях страны. Насилие и наркотики были в первую очередь медицинскими проблемами, требовавшими лечения. В таких случаях, если не устранить саму проблему, преступники будут продолжать совершать преступления, чтобы следовать своим пагубным привычкам.

Затем Рассел обратил внимание на то, что суды Буффало переполнены повторными делами ветеранов, имевших проблемы с психикой и наркотиками, – в одном только 2007 году таких дел было три сотни. Хэнк Пировски, исполнительный директор группы Рассела, говорит, что многие ветераны попадают в беду из-за последствий боевых действий. У них часто наблюдается посттравматический синдром и склонность к употреблению наркотиков. Их задерживают за управление автомобилем в нетрезвом состоянии, кражи, хранение и сбыт наркотиков. «Все начинается просто – с психотропных препаратов, полученных по рецепту; потом они переходят к употреблению запрещенных веществ, потом – к их незаконному хранению и распространению, чтобы заработать на употребление. Потом – арест и тюрьма», – говорит Пировски.

Он и Рассел знали: проблема еще больше обострится, когда в течение нескольких ближайших лет 400000 ветеранов войн в Ираке и Афганистане вернутся в свои дома по всей стране[206]. И тогда Рассел решил опереться на успех, который сопутствовал ему при создании суда по делам, связанным с наркотиками. В 2008 году он взял на себя инициативу создания первого в стране суда по делам ветеранов.

Судья Рассел – образец мудрого государственного деятеля, который привел бы в восхищение самого Аристотеля. Он нашел способ создать институт, поощряющий стремление к справедливости и для достижения ее опирающийся на практическую мудрость. В суде по делам ветеранов судье не приходится быть нарушителем правил. Сама структура этого суда выстроена под решение задач, требующих мудрости и отвечающих цели правосудия. Эта цель – вынесение справедливого приговора, учитывающего не только необходимость наказания, но также историю, контекст и мотивы преступления. Понять, что двигало правонарушителем, представить, каким он мог бы стать, если бы получил помощь, – эту эмпатию нужно сбалансировать с трезвой отстраненностью, необходимой для создания и применения альтернативных программ наказания.

Суд по делам ветеранов, созданный Робертом Расселом, привлек внимание всей страны. К концу 2009 года такие суды были открыты в 22 других городах, и еще как минимум 39 городов озаботились их созданием[207]. И они – только малая часть мощного движения к строительству целой системы судебно-правовых институтов. Государственно мыслящие деятели, подобные судье Расселу, начали продвижение альтернативных, специально-ориентированных судов в 1989 году. Тогда судьи и администрация округа Майами-Дейд во Флориде поняли, что суровые обязательные минимальные наказания не помогли сдержать взрывной рост количества преступлений, связанных с наркотиками. И в округе открыли первый суд, предложивший наркозависимым нарушителям закона выбор между тюремным сроком и принудительным лечением наркомании. С тех пор в Соединенных Штатах были созданы сотни судов для преступников, употребляющих наркотики. Эти суды стали моделью для других, решающих не менее важные проблемы, – судов для подростков, для преступников с психическими заболеваниями, а также судов по делам о домашнем насилии. К 2007 году по всей стране насчитывалось свыше 3200 таких специализированных судов, почти две трети которых рассматривали дела о наркотиках[208]. Ориентируясь на управляемую реабилитацию, они, по словам New York Times, «были поразительно успешны, снижая по всей стране уровень преступности, экономя деньги и возвращая людей к полноценной жизни»[209]. Представители судейского корпуса, мыслившие на государственном уровне и создавшие новые судебные институты, смогли вернуть практическую мудрость в систему правосудия – в тот самый момент, когда режим обязательного минимального наказания пытался вытеснить ее.

Энтони Кронман неоднократно задавался вопросом: не является ли словосочетание «порядочный юрист» оксюмороном? В 1981 году, прежде чем стать деканом юридического факультета Йельского университета, он сказал журналистам Yale Law Review, что право, вероятно, является профессией, содержащей этическое противоречие в самой свое природе. Причину Кронман видел в возведении позиции защитника в идеал. «В отличие от науки, ищущей истину, – утверждал он, – адвокатская деятельность развращает душу, поощряя преднамеренное равнодушие к истине»[210]. Однако Кронман пришел к пониманию того, что проблему можно сформулировать точнее. Да, в юридическую практику встроено присущее ей по определению противоречие: юрист обязан защищать клиента, но столь же важен и его долг перед обществом – добиваться справедливости и руководствоваться законом. Преданность клиенту и служение обществу должны быть сбалансированы. Профессора права и практикующие юристы, обеспокоенные разрушением практической мудрости, пытаются создать институты, поощряющие коллег к тому, чтобы они учились достигать такого баланса.

Приобщение студентов-юристов к практической мудрости

В основе современного юридического образования лежит метод case study (анализ конкретных ситуаций). Изучаются обычно дела судов нижнего уровня, поступившие в вышестоящие суды в порядке апелляции. Студентов спрашивают, какие правовые нормы использовали судьи апелляционного суда для обоснования своего решения, и – что, вероятно, важнее всего – просят оценить, была ли аргументация этих выводов и сами выводы верными. Сильные преподаватели права учат студентов, заставляя их воспроизводить на занятиях логику рассуждений и выводов опытных судей. Студентам предлагается мыслить не только логически, но и «аналогически» – анализируя, чем тот или иной конкретный случай сходен с прецедентом, а чем от него отличается. Кроме того, их призывают обращать внимание на контекст – то есть на обстоятельства данного конкретного случая, а не только на общие принципы и правила. Воспроизводя конкретное дело, студенты получают возможность моделировать ход рассуждений и аргументацию участников того или иного судебного процесса, повлиявшие на судебное решение[211].

Теоретически такой метод обучения должен помочь студентам научиться балансировать между эмпатией и отстраненностью, потому что им приходится «входить в роль» всех сторон, участвующих в деле, на котором построен кейс. В том числе защищать позиции, с которыми они не согласны, а иногда и такие, которые кажутся им отвратительными с нравственной точки зрения. От студентов требуется определенное усилие, чтобы добиваться справедливости с позиций любой из сторон процесса, причем делать это по-настоящему благожелательно, а не просто из соображений терпимости. Переходя же к роли судьи в этом процессе, они должны сменить эмпатию на отстраненность – судья не имеет права на предвзятое отношение к той или другой стороне, поскольку его задача – отправление правосудия[212].

Проблема такого обучения, говорят критики, заключается не в теории, а в практике. Метод сократического диалога[213] может способствовать формированию продуманного решения, но слишком часто подобные занятия являются весьма манипулятивными и авторитарными мероприятиями, на которых студенты, будучи ограничены жесткими временными рамками, соревнуются в умении давать бойкие ответы в угоду преподавателю[214]. И даже если они работают хорошо, а преподаватель является мастером высокого класса, обучающим новичков основам профессии, – все равно при этом теряется важная составляющая практической мудрости – практический опыт[215].

Изучив доминирующую в юридических вузах методику преподавания, директор Программы профессиональной подготовки Фонда Карнеги профессор Уильям Салливан пришел к выводу, что чрезмерная опора на эту методику способна навредить формированию нравственности будущих юристов. Салливан считает, что студенты получают от преподавателя косвенные указания – на чем следует сосредоточиться, а что оставить за пределами своего внимания. И сосредоточиться их призывают – с самого начала обучения – на процессуальных и формальных аспектах юридической аргументации. Такой процесс обучения не только исключает реальный опыт работы с клиентами, но сводит всех участников дел, рассмотренных апелляционными судами, к двум простым правовым категориям – «истцы» и «ответчики». Разнообразие человеческих историй сжимается до перечня фактов, которые рассматривают судьи. Кроме того, большинство преподавателей обычно игнорируют такие этико-социальные моменты, как сострадание клиенту, заинтересованность в реальной справедливости и беспристрастности. Салливан обнаружил, что многие студенты считают: обращать внимание на человеческое в человеке – это слабость, а правовым мышлением можно оправдать все что угодно.