Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками
Он король и волен поступать, как ему заблагорассудится. Я следила за выражением темных глаз, в которых читалось тягостное раздумье, и с волнением и страхом ждала, какое решение он примет.
– Послушайте меня, моя дорогая мадам, если я выполню вашу просьбу и освобожу вашего мужа…
Он снова окунулся в задумчивость.
– Я слушаю…
– Ему придется покинуть Францию, – сказал Луи, предостерегающе подняв одну бровь. – Только при этом условии он может быть освобожден.
Сердце мое сильно забилось, и я чуть не разразилась слезами. Так вот чего они хотят – выдворить Джейми из Франции.
– Но… ведь он изгнан из Шотландии.
– Полагаю, – продолжал король, – что этот вопрос удастся как-нибудь решить.
Я помедлила, но у меня не было выбора, и я согласилась.
– Вот и прекрасно, – кивнул король с довольным видом.
Затем его взгляд снова обратился ко мне, задержавшись на лице, скользнул вниз по шее, груди…
– Я желал бы в ответ попросить вас об одной услуге, мадам, – мягко произнес он.
На секунду наши глаза встретились, и я кивнула:
– Я в полном распоряжении вашего величества.
– О! – Он поднялся и движением плеч сбросил халат, небрежно кинув его на спинку стула, улыбнулся и протянул мне руку. – Идемте же со мной, дорогая.
Я закрыла глаза, думая только об одном – чтобы удержаться на ногах.
«Ради бога, перестань, – уговаривала я себя, – ведь ты дважды была замужем. Нечего ломать комедию».
Я поднялась и подала ему руку. К моему большому удивлению, он не повел меня к бархатному дивану, а направился в дальний угол комнаты, где была небольшая дверь.
«Будь ты проклят, Джейми Фрэзер, – подумала я. – Будь ты проклят!»
* * *Я стояла на пороге и щурилась. Мои размышления по поводу услышанной от Джейми церемонии одевания короля сменились полнейшим удивлением.
В комнате было абсолютно темно, смутный свет излучали лишь коричневые масляные светильники в углублениях стен. Комната имела круглую форму, равно как и расположенный в центре стол. В темной полированной столешнице отражалось мерцание светильников. За столом сидели люди, в темноте походившие на бесформенные тени горбунов. При моем появлении они загомонили, но при виде ступавшего следом короля сразу же затихли.
По мере того как мои глаза привыкли к темноте, я с чувством глубокого потрясения поняла, что головы людей, сидящих за столом, скрыты капюшонами. Человек, сидящий ближе других к двери, повернулся ко мне, и я заметила, как блеснули его глаза в прорезях капюшона. Мне показалось, что я попала на сборище палачей.
Совершенно ясно, что они собрались здесь ради меня. Что им нужно?
В сознании возникали картины, навеянные рассказами Раймона и Маргариты об оккультных церемониях – принесении в жертву младенцев и прочих сатанинских ритуалах.
– Мы слышали о вашем великом мастерстве, мадам, и о вашей… репутации. – Людовик улыбался, но казалось, отнюдь не был убежден в моих способностях. – Мы были бы весьма обязаны вам, дорогая мадам, если бы вы продемонстрировали нам свои необычные способности сегодня вечером.
Я кивнула.
Обязаны мне? Прекрасно. Я очень хотела бы, чтобы он был чем-то обязан мне. Чего именно он желал? Слуга поставил на стол большую свечу и зажег ее. Свеча была украшена знаками, похожими на те, что я видела в комнате мэтра Раймона.
– Пожалуйте сюда, мадам.
Король, поддерживая меня под локоть, повел к столу. Свеча разгорелась сильнее, и я смогла различить фигуры двух мужчин, молча стоявших среди мерцающих теней. Я вздрогнула при виде их, а рука короля крепко сжала мой локоть.
Это были граф Сен-Жермен и мэтр Раймон. Они стояли рядом на расстоянии шести футов от стола. Раймон не подавал виду, что знаком со мной. Он был спокоен, лишь время от времени поводил вокруг темными лягушачьими глазами.
Глаза графа расширились от удивления, и он злобно уставился на меня. Он был одет, как всегда, великолепно и, как всегда, во все светлое. Камзол из белого плотного атласа и кремовые кюлоты. Ворот и манжеты расшиты жемчугом, сверкающим в тусклом свете. Но если не принимать во внимание портняжное искусство, можно было сказать, что граф выглядит неважно: лицо напряженное, кружева, украшающие его одежду, поникли, а ворот взмок от пота. Раймон же, напротив, выглядел умиротворенным, он стоял, спрятав руки в просторные рукава своей потертой сутаны, широкое плоское лицо было невозмутимо.
– Эти два человека обвиняются, мадам, – произнес Людовик, указывая на мэтра Раймона и графа. – Они обвиняются в чародействе, колдовстве, использовании разумных знаний в колдовских целях.
Голос короля был холодным и мрачным.
– Такие занятия процветали во времена правления моего деда. Но мы не потерпим подобной дикости.
Король указал перстом на одну из фигур в капюшонах, перед которой на столе лежала стопка бумаг.
– Читайте обвинение, – приказал он.
Человек в капюшоне покорно поднялся с места и начал читать бесстрастным угрюмым тоном:
– Обвиняются в содомии, убиении невинных, профанации священных ритуалов церковной службы и осквернении святого алтаря.
У меня мелькнула догадка: то, что проделал со мной в «Обители ангелов» Раймон, благополучно меня исцелив, при желании вполне можно квалифицировать именно как осквернение священных установлений, и я порадовалась, что никто этого не видел.
Я услышала имя дю Карафура и подавила внезапно охватившее меня волнение. Что же говорил по этому поводу пастор Лоран? Колдун дю Карафур был сожжен в Париже всего лишь двадцать лет назад за совершение тех самых обрядов, о которых речь шла сейчас, – «за то, что был связан с демонами и злыми силами тьмы, за то, что насылал на людей болезни и смерть». Я бросила быстрый взгляд на графа, но лицо его оставалось непроницаемым.
Мэтр Раймон держался совершенно спокойно; серебристые пряди волос ниспадали на плечи; казалось, что он слушает не приговор, а нечто совершенно иное, скажем пение дрозда в кустах. Я видела каббалистические знаки, изображенные на стенах его кабинета, но никак не могла ассоциировать этого человека, практикующего лекаря и аптекаря, со списком прочитанных здесь злодейств.
Наконец чтение обвинительного акта было завершено. Человек в капюшоне по знаку короля сел.
– Было проведено тщательное расследование, – сказал король, обращаясь ко мне. – Собрано множество доказательств, опрошены свидетели, и стало ясно, – он бросил холодный взгляд в сторону обвиняемых, – что эти двое занимались изучением древних философов и прорицанием, основываясь на положении небесных тел. И все же… – Он пожал плечами. – Сами по себе эти действия еще не являются преступлением. Мне объяснили, что они не противоречат учению церкви. Даже благословенный святой Августин пытался проникнуть в тайны астрологии.
Я смутно припомнила, что святой Августин действительно интересовался астрологией, но затем отверг это занятие как ненужную трату времени. Я сомневалась, что Людовик читал «Исповедь» Августина, но этот аргумент, несомненно, говорил не в пользу обвинения. Изучение движения небесных тел выглядело вполне невинным занятием по сравнению с приношением в жертву младенцев и некоей, не обозначенной четко содомией. Я невольно задавалась вопросом: зачем я нахожусь здесь? Неужели кто-нибудь видел меня с Раймоном в «Обители ангелов»?
– Мы не против знаний и мудрости, – продолжал между тем король назидательным тоном. – Из книг древних философов можно многое почерпнуть, если читать их с добрыми намерениями. Но ни для кого не секрет, что наряду с пользой по ним можно научиться и злу. Почерпнутая в них мудрость может быть обращена на достижение высот власти и богатства.
Он вновь бросил взгляд в сторону обвиняемых, как бы намереваясь решить, кто из них более заслуживает такого обвинения. С графа по-прежнему пот лил градом. Его белая шелковая рубашка окончательно промокла.
– Нет, ваше величество, – сказал он, отбросив назад свои темные волосы и устремив горящий взгляд на Раймона. – Это верно, в мире существуют темные силы. Они проникают всюду. Но эти злые силы никогда не найдут поддержки в среде преданных вашему величеству людей.
И как бы в подтверждение своих слов он ударил себя в грудь.
– Вам следует искать тех, кто пользуется знаниями в своих корыстных целях, среди придворных.
Он конкретно никого не обвинял, но смотрел на Раймона.
Король остался безучастным к горячей речи графа.
– Такая мерзость процветала во времена правления моего деда, – мягко заметил он. – Но мы искоренили ее, исключив всякие предпосылки для возникновения подобного зла. Чародеи, колдуны, те, кто извращает учение церкви… Мы не потерпим, чтобы они вновь появились. Итак, – он оперся обеими руками о стол и выпрямился, – у нас здесь находится свидетель. Бескорыстный судья с чистой душой, – произнес он, указывая на меня. – Белая Дама. Белая Дама не может лгать. Она видит сердце и душу человека и может безошибочно отделить правду от лжи. Она может сделать так, что правда послужит к спасению или уничтожению.
