Артур Дойл - Маракотова бездна. Страна туманов (сборник)

– Мы не станем совершать необдуманных поступков. Ваше мнение останется вашим личным делом.

– Я всегда имел мужество признаваться в своих убеждениях, когда они окончательно сформировались. В данном случае время еще не пришло. Тем не менее сегодня вечером я получил два послания, которые невозможно объяснить материальными причинами. С уверенностью заявляю, что Энид в тот момент находилась без сознания.

– Уверяю тебя, папа, что я ничего не знала.

– Согласен. Кроме того, ты никогда не была способна на обман. Первое послание было от твоей мамы. Она уверяла, что звуки, которые я слышал и о которых однажды рассказывал, действительно издавала она. Теперь мне понятно, что ты медиум и в ту памятную ночь не спала, а находилась в трансе. Это немыслимо, неимоверно, удивительно, но тем не менее реально.

– Крукс использовал почти те же слова для описания феномена, – произнес Мэлоун. – Он написал: «Практически невозможная, но абсолютная истина».

– Я обязан перед ним извиниться. Кажется, мне предстоит извиняться еще перед многими.

– Ни у кого еще спиритуалисты не требовали извинений, – ответил Мэлоун. – Эти люди сделаны из другого теста.

– Что касается второго послания, то я должен объясниться. – Профессор смущенно заерзал в кресле. – Долгое время я хранил это событие в строжайшей тайне. Никто на земле не знал, что произошло. Так как вы уже услышали довольно много, не случится ничего страшного, если вы узнаете все до конца.

В ту пору я был начинающим доктором. Не будет слишком большим преувеличением сказать, что данное событие наложило отпечаток на всю мою жизнь. Вечерний сеанс помог развеять черные тучи, которые висели надо мной долгие годы. Некоторые объяснят происшедшее телепатией или скрытой работой подсознания, но я уверен, что получил послание с того света.

В то время научная общественность обсуждала новое лекарство. Не хочу утомлять вас сухими подробностями, которые вы не в состоянии оценить. Препарат производили на основе растения, которое может быть как смертельным ядом, так и могучим средством исцеления. Так уж случилось, что я стал обладателем одного из первых образцов чудодейственного средства. Желание вписать свое имя в историю науки толкнуло меня на необдуманный поступок: я решил испытать действие лекарства на людях. Испытуемых звали Олдридж и Вар. Оба были моими пациентами в городской больнице. Я дал им, как мне казалось, безопасную дозу. На следующее утро обоих нашли в палате мертвыми.

Я дал им лекарство втайне от всех, никто не знал о моем эксперименте. Скандала удалось избежать: оба были серьезно больны, их смерть казалась естественной. Но в моем сердце поселился страх. Я верил, что лично убил несчастных. Этот случай стал темным пятном в моей жизни. Но во время сеанса вы слышали сами, что причиной смерти послужила страшная болезнь, а не лекарство, которое я прописал.

– Бедный папа! – прошептала Энид, прижимаясь к большой волосатой руке. – Бедный папочка, ты, должно быть, ужасно страдал.

Челленджер был слишком гордым человеком, чтобы становиться объектом сострадания, даже если сочувствие выказывала собственная дочь. Он резко выдернул руку.

– Я посвятил жизнь науке, – сказал он. – Для того чтобы добиться результатов, иногда приходится рисковать. Думаю, что тогда не совершил ничего предосудительного. Но тем не менее должен признаться: сегодня в моем сердце воцарился покой.

Глава 17,

в которой туман рассеивается

Мэлоун потерял возможность работать журналистом, с тех пор как по Флит-стрит поползли слухи о его независимости и упорном нежелании идти на компромисс. Его место в редакции занял молодой, злоупотребляющий спиртным еврей, который немедленно разразился серией статей, описывающих спиритуализм в юмористическом ключе. Продолжатель дела Мэлоуна представлял себя независимым и объективным исследователем. Венцом его так называемых публикаций стало предложение пяти тысяч фунтов человеку, который сможет угадать первую тройку победителей в предстоящем дерби{165}, а также рассуждения о том, что эктоплазма представляет собой не что иное, как пивную пену, искусно спрятанную хитроумным мошенником-медиумом. Нечего и говорить, что подобные статьи пользовались бешеным успехом у публики, что немедленно отразилось на тираже.

Дорога, закрытая для Мэлоуна с одной стороны, открылась с другой. Челленджер потратил большую часть жизни на уникальные эксперименты. Он нуждался в преданном, толковом помощнике, который продолжил бы его дело. Жизненные достижения Челленджера включали в себя изобретение многочисленных приборов и механизмов, применение которых на практике приносило ощутимый доход. Среди его изобретений выделялись: система автоматической сигнализации для кораблей на мелководье; приспособление, отражающее атаки торпед; новый, революционный способ выделения водорода из воздуха; радикальное улучшение беспроводной связи и многое-многое другое. Внедрение патентов в жизнь являлось неплохим источником денежных поступлений, но требовало должного управления и учета. Разъяренный поступком Корнелиуса профессор передал в руки будущего зятя все денежные потоки, и Мэлоун рьяно отстаивал его интересы.

Челленджер и сам серьезно изменился. Коллеги профессора заметили перемену, но не могли понять причину столь странного поведения. Он стал гораздо мягче, спокойней и увлекся духовными вопросами. В глубине его души росла убежденность в том, что, будучи сторонником материалистических научных методов познания, он был препятствием на пути изучения человеческой души. Угрызения совести и стали основной причиной происшедших в характере Челленджера перемен. Со всей присущей ему энергией профессор принялся изучать обширную литературу, рассказывающую об удивительном мире сверхъестественного. Отбросив былые предубеждения, Челленджер прочел замечательные откровения Гэра, де Моргана{166}, Крукса, Ломброзо, Баретта, Лоджа и многих других, не менее великих ученых. Профессор удивлялся, как ему могло прийти в голову, что все эти выдающиеся люди ошибаются. Яростная и цельная натура Челленджера заставила его защищать спиритуализм с той же страстностью и нетерпимостью, с какой он когда-то нападал на это учение. Время от времени старый лев грозно рычал на тех, кто еще вчера был его верным соратником.

Его выдающая статья в «Спектейтор»{167} начиналась словами: «Тупоголовое невежество и упрямый скептицизм прелатов{168}, которые отказывались взглянуть в телескоп Галилея и увидеть спутники Юпитера, нашел свое выражение в наши дни. Шумные невежи щеголяют экстремистскими суждениями о духовных материях, не имея ни малейшего представления о предмете и не желая познакомиться с ним поближе». В последних предложениях статьи Челленджер отзывался об оппонентах, как о людях, «взгляды, которых не соответствуют двадцатому столетию, а скорее относятся к ментальным пережиткам, свойственным каменному веку». Критики в ужасе подняли руки: яростная атака исходила от человека, который долгие годы считался несгибаемым материалистом.