Эрика Свайлер - Книга домыслов

Я принадлежу этой стихии.

Когда ее лишают воды, она убивает. Она убивала бабушек и сыновей, отравляла реки. Она смывала города с лица земли. Но в воде она становилась цельным человеком. В воде она никому не причиняла никакого вреда.

Эвангелина позволила существам взбираться вверх по ее одежде, заползать на руки, и в конце концов всю ее окутала живая мантилья. Покрытые панцирями тела облепили молодую женщину со всех сторон. Когда тяжесть стала непереносимой, она села на дно. Пузыри воздуха поднимались на поверхность и терялись среди волн.

Когда и сидеть стало трудно, Эвангелина легла. Ножки и хвосты запутывались в ее волосах, пока она не стала ими, а они – ею. Спина плотно вжалась в песок. Тельца тварей похитили последний воздух из ее легких.

Карты были во всем правы. Она несла беду всюду, где ступала ее нога. Она убийца, хоть и поневоле. Эвангелина подумала о дочери, чье рождение принесло столько бед. Амос, ее Амос с добрыми глазами и проворными руками, не подпустит ребенка к воде. Эвангелина подумала, что ее смерть послужит добру. Когда желание дышать стало подобно лютому голоду, она открыла рот. В него хлынули песок и океан. Внутри нее воды теперь оказалось не меньше, чем снаружи. «Странно, – подумалось ей. – Даже русалки могут утонуть».

Амос так и не заснул. Он качал ребенка до тех пор, пока утро не проникло в фургон сквозь щели между досками. Он пошел к воде поискать Эвангелину, но ее нигде не было. Он качал Бесс, прижимая ее к своей груди, а та вопила, требуя маму и молока. Амос искал следы ног, искал платье, но на берегу его встретили лишь странные создания, похожие на крабов. Своими хвостами они замели все следы ее пребывания здесь.

Бенно нашел Амоса бродящим по берегу. Из его груди вырывался глухой отрывистый звук, похожий на лай. Акробат потряс его за плечо, неприятно удивленный и этим звуком, и внешним видом Амоса.

– Что она сделала? Ты не ранен? Она причинила вред ребенку?

Амос вырвался. Глаза его сузились. Он окидывал взглядом Бенно, начиная со стоптанных башмаков и прорехи на рубахе и заканчивая шрамом, затем издал рыкающий звук и бросился искать Пибоди.

Не заговаривая о том, что им пора отправляться в путь, ибо вечером у них выступление, Пибоди послал Мейксела и Ната верхом на лошадях на поиски Эвангелины. Каждому он дал фонарь на случай, если они не вернутся до темноты. Мелина и Бенно отправились искать пропавшую на своих двоих, а Амос остался на берегу. Пибоди пришел к полосе песка с двумя мягкими подушками из своего фургона. Он бросил одну рядом с Амосом, а сам сел на другую. Колени старика хрустнули, словно сухое дерево.

– Мы будем ждать.

Они смотрели на океан. Когда крики Бесс стали нестерпимыми, Пибоди сходил в лагерь и принес чашку козьего молока. Он окунул палец в теплую жидкость и, не забирая младенца у Амоса, накормил Бесс, давая ей слизывать молоко с пальца.

Уже когда на землю опустилась ночь, мечехвосты вернулись в воду. Луна испускала белый свет, отражающийся от поверхности океана, и Амос увидел нечто светлое, танцующее среди волн. Он вскочил на ноги и толкнул задремавшего Пибоди. Старик закашлялся, брызгая слюной. Амос протянул ему ребенка. Убедившись, что Бесс не проснулась, Амос снова стал всматриваться в воду. Он устремился вперед. Вода оказалась очень холодной и темной. Сокрытое во тьме дно как будто хотело засосать его, когда он входил в царство, прежде принадлежавшее только ей. Он покачнулся, попав в зону быстрого течения. Ему и в голову не пришло снять камзол и рубашку, прежде чем войти в воду. Она всегда в одежде входила в воду. Одежда замедляла его движения. Когда Амос добрался до сверкающей вещицы, ноги его болели, а вода доходила ему до губ. Он практически вслепую пытался найти то место, где видел сверкание. На ощупь это было нечто знакомое, но Амос запретил себе об этом думать до тех пор, пока не сможет разглядеть предмет как следует. Он уже почти добрался до берега, когда наконец отважился на это взглянуть.

Белая лента, которая когда-то была пришита к платью Эвангелины на талии. Амос не мог ошибиться. Края ленты обтрепались вследствие бесконечных залезаний и вылезаний из лохани. В его груди что-то взорвалось. Эвангелина – в океане.

– Позволь мне взглянуть, что там у тебя, – крикнул ему с берега Пибоди.

Амос уставился на ленту, а потом нежно прикоснулся к ее краям, которые трогал каждый раз, когда вешал платье сушиться. Он отвернулся от берега и сжал в руке ленту. Он сжимал ее до тех пор, пока не ощутил боль. Амос направился в пучину вод – туда, где течение было сильным. Пибоди что-то кричал ему с берега, но он не слушал. Костюм Фереза настолько пропитался водой, что он едва мог в нем передвигаться. Амос не обращал внимания на крики и не услышал всплеска за спиной.

Амос был уже под водой, когда Пибоди до него добрался. Рука в хлопчатобумажном рукаве схватила его сзади и потащила к берегу. Амос сопротивлялся и даже лягался, но одежда ему мешала. Пибоди обхватил его за плечи и с силой, какой он в себе не подозревал, стал тащить парня на берег.

– Не сопротивляйся! – хватая ртом воздух, произнес Пибоди, борясь с Амосом. – Если будешь упираться, мы оба потонем. Ты слышишь меня? Ты меня утопишь, мой мальчик.

Амос сдался и позволил тащить себя к берегу. Накатившая волна прижала ленту к его лицу. От нее пахло солью. Так часто пахло от ее волос. Когда они выбрались на песок, Пибоди отпустил его. Амос упал на спину.

– Я не смогу… Не надо… – тяжело дыша, произнес Пибоди. – Если вы оба умрете, я этого не переживу.

Когда Амос поднялся с песка, старик похлопал его по спине. Молодой человек закашлялся, выплевывая воду.

– Я тебя кормил, одевал, дал тебе все, чем ты владеешь. А ты меня хочешь бросить.

С песка послышался кошачий плач.

– Я не считаю тебя дурачком. Ты нем, но отнюдь не дурак.

Пибоди протянул Амосу руку, ожидая, что тот в нее вцепится. Плач не смолкал. Амос ухватился за руку. Пибоди провел его к тому месту, где лежала Бесс, завернутая в бордового цвета атласный камзол. Волосы Амоса слиплись от соленой воды и набившегося в них песка, а одежда на Пибоди висела, словно мокрая мешковина. При виде взрослых Бесс издала довольный крик. Амос посмотрел на маленькую, пухленькую дочурку с глазами Эвангелины. Смотреть на нее было невыносимо больно.

На секунду Амос пожалел, что не утонул, подобно Шарлотту. Если бы Эвангелина не родила ребенка, была бы она сейчас рядом с ним, жива и здорова? От этой мысли ему стало дурно, и он взял ребенка на руки.

– Хорошо, мальчик, – сказал Пибоди. – Мы сделаем из тебя достойного отца.

Только через два дня бродячий цирк тронулся в путь. Пибоди, видя безмерную скорбь Амоса, забыл о грозящих ему убытках. Он не стал разбираться в своих чувствах, не стал стучаться в дверь к Амосу. Старик распорядился, чтобы еду и козье молоко оставляли у двери фургона Ферезов, и следил из своего фургона, забрали еду или нет.