Лорел Гамильтон - Пляска смерти

— Куда ты? — спросила я.

Он повернулся всем телом, а не одной головой, будто знал, что иначе будет больно.

— Я видел, как ты смотрела на Ашера и Жан-Клода. Я сказал, что ты меня не хочешь, и так оно и есть. У тебя это на лице написано и в отсутствии реакции на меня тоже проявляется. Ирония судьбы, Анита: столько женщин меня хотели за эти века, а я их не хотел. Теперь мой черед гореть, когда никто не унимает пламени.

— Non, — сказал Жан-Клод. — Ты останешься.

Реквием показал здоровой рукой:

— Посмотри на ее лицо, услышь, как у нее редок пульс. Ее тело на меня не реагирует. Она даже меня не видит в этом смысле.

— Анита тебя видит, или тебе никогда не пришлось бы дважды питать ее ardeur.

С этими словами Ашер обошел Жан-Клода по широкой дуге, чтобы взобраться ко мне на кровать. На его лице было выражение, которого я еще не видела, — стремление, почти яростное, но не так чтобы несчастное.

Он тронул меня за лицо, и прикосновение было прохладным — сегодня он еще не питался.

— Впервые с тех времен, как я умер, я проснулся до полудня. — Он потянулся ко мне, будто для поцелуя. — Столько силы бежит в моих жилах, даже без крови. Чудесное ощущение.

Он остановился, чуть не дойдя до моих губ, так близко, что неправильным казалось не сократить дистанцию до поцелуя. Я так и сделала.

Я думала, что это просто будет утренний приветственный поцелуй — приятный, но не сексуальный. Но чтобы поцелуй получился целомудренным, нужно согласие двоих, а у Ашера настроение было ну никак не целомудренное.

Губами и языком он входил мне в рот, и я таяла в его поцелуе, танцевала языком по острым кончикам клыков, скользила между ними, глубже, глубже ему в рот. Он прижимал нас друг к другу, руки шарили по моему телу, одна развязала мне пояс халата, и наши обнаженные спереди тела вдруг коснулись друг друга. Я даже не успела заметить, когда он свой халат распахнул, но соприкосновение наших обнаженных тел бросило мои руки под ткань его одежды — гладить спину и ягодицы. И когда я ладонью охватила эту скользящую гладь, он отодвинулся заглянуть мне в лицо, и то, что там увидел, мелькнуло яростной улыбкой у него самого, и голос его прозвучал хрипло и с придыханием:

— Дай мне крови.

Я ответила просто:

— Да.

Он запустил руку мне в волосы, да так, что даже больно стало — чуть-чуть. Я даже ахнула, но совсем не только от боли. Это было от ощущения, что одним этим резким жестом он может обнажить мне шею и держать обнаженной, пока будет пить. Пусть я никогда не признала бы этого вслух, но именно немножко грубой силы вот такое со мной делало. Ашер запустил руку глубоко мне в волосы, дернул, заставил меня тихо вскрикнуть. Не совсем от боли.

Свободная рука нашла мои запястья, сдвинула их вместе у меня за спиной, халат соскользнул у меня с плеч. Ашер оттянул мне голову вбок, и его лица не стало видно, но я видела нас с ним в большом зеркале на той стороне комнаты. Халат темной рамой охватывал белизну моего тела. Он покрывал наши руки, но мало что еще, и в зеркале казалось, что руки у меня связаны. От этого зрелища мне захотелось вырваться, и Ашер сжал руку, чуть-чуть травмируя мне запястья, лишь настолько, чтобы я ощутила, что мне не вырваться. Я ему доверяла. Доверяла настолько, что позволяла так держать.

Какое-то движение в зеркале — там отразился Жан-Клод. Халат на нем был застегнут и завязан, но глаза горели полночным огнем.

— Многовато публики для ma petite.

— Она не возражает, — ответил Ашер.

— И ты не находишь это странным?

Ашер, казалось, попытался подумать, но потом сказал:

— Не знаю. Кажется, мне трудно думать, держа ее в объятиях. — Он оглядел комнату. — А от их присутствия думать еще труднее.

— Все охранники или кто-то из них? — спросил Жан-Клод.

— Римус… — Ашер глянул в дальний угол, — и вот этот новый.

— Пепито? Ты его ощущаешь так же сильно?

Из мышц Ашера стало уходить напряжение, мне этого не хотелось. Я хотела, чтобы он пил. Мне это нужно было.

— Не останавливайся, — попросила я, — пожалуйста, не останавливайся.

Ашер посмотрел на меня своими горящими глазами. Будто искал на моем лице какой-то знак.

— Ты хочешь, чтобы я взял тебя сейчас, на глазах у охраны?

Я еще как хотела.

— Да, Боже мой, да!

Он посмотрел на Жан-Клода:

— Что-то здесь не так.

— Не так и все так, — ответил Жан-Клод. Он подошел к краю кровати. — Ты завладел ею полностью. Ты можешь сейчас делать с ней все, что хочешь, но когда она протрезвеет, она тебе этого не простит.

Ашер повернулся ко мне. То, что он увидел, его успокоило, убрало свет из его глаз.

— Анита, ты здесь?

Сперва вопрос показался мне бессмысленным, а потом я ответила:

— Я здесь, Ашер, здесь.

Какой-то частью сознания я услышала собственные слова и подумала, что уже это где-то слышала. Я закрыла глаза, стараясь не видеть лица Ашера, и это помогло — отвернуться. Я поняла, где я слышала эту фразу: от Реквиема. Я повторяла слова Реквиема, когда он был под моим гипнозом. Ашеру случалось подчинять меня раньше, но никогда так, никогда так сильно.

Воспоминание о Реквиеме помогло мне думать яснее, но закрыть глаза — это помогло больше. Я слишком была большой рыбой, чтобы взгляд Ашера мог меня удержать, но от взгляда в его глаза я просто потеряла себя. Когда я глядела в глаза Огюстина, это меня не унесло, так почему же у Ашера взгляд оказался сильнее, чем у мастера города возрастом в две тысячи лет? Я должна была быть иммунной к взгляду вампира. Моя некромантия и метки Жан-Клода должны были охранить меня.

Ашер отпустил мои руки. Я почувствовала, как он отодвигается от меня. Тогда я открыла глаза и запахнула на себе халат.

— Что происходит? — спросила я.

Жан-Клод спросил, не двигаясь с места:

— Ma petite, ты пришла в себя?

— Кажется, да. — Я посмотрела в лицо Ашера, но он отвернулся, закрылся водопадом золотых волос. — Ашер, гляди на меня.

— Я не хотел зачаровывать тебя взглядом. Даже не знал, что мой взгляд может тебя захватить.

— Раньше он не был на это способен, — согласилась я и посмотрела на Жан-Клода. — Что происходит? Я была зачарована, как Реквием до того, как я его освободила.

— Non, ты смогла вырваться, когда поняла, что случилось.

— Да, но почему это вообще случилось? Что случилось и почему? И не уходи от моего вопроса, Жан-Клод, я хочу знать.

Он то ли наклонил голову, то ли пожал плечами — одновременно и извинение, и жест «я-не-знаю».

— Недостаточный ответ. Ты знаешь, что случилось.

— Я знаю, что, по моему мнению, случилось.