Лана Синявская - Ночной крик

Вика озабоченно повертела головой по сторонам, не зная как поступить. Она обнаружила, что вход в дом, несмотря на наличие милицейской машины, никто не охраняет. Впрочем, местные жители даже не пытались проникнуть на запретную территорию, жались возле забора. Вика же немедленно воспользовалась преимуществом и, стараясь не привлекать внимания, мышкой скользнула за чугунную калитку. Остановить ее было некому и она, обогнув дом, оказалась во внутреннем дворе. Благодаря теннисным туфлям на резиновой подошве, ее шаги по вымощенной плитками дорожке, были практически бесшумными. Она еще издали увидела небольшую группу людей, собравшихся у пруда, и остановилась в отдалении. Ее появления никто не заметил.

Раздумывая о том, стоит ли подходить ближе, Вика оглянулась на дом. Вблизи он оказался довольно низким, приземистым, с серой, потемневшей от времени кровлей. Дом был построен в форме буквы "П" и защищал внутренний двор от всех возможных ветров, кроме восточного. Во дворике рос кряжистый столетний дуб, а те деревья, которые Вика видела раньше издали, оказались липами, а вовсе не яблонями. Яблони росли дальше, ближе к пруду, но яблок на них было немного и они явно измельчали без должного ухода, а на вкус наверняка оказались бы несъедобными.

Три человека в форме плотно обступили какое-то место на берегу. Один из них что-то обмерял и фотографировал. Другие наблюдали за ним, негромко переговариваясь. До Вики долетали лишь обрывки отдельных фраз, но и от них у нее по коже побежали мурашки. Она больше не сомневалась – там, в густой траве на берегу пруда лежит труп.

Когда вы читаете о таких вещах, вам кажется, что с вами такого произойти не может. В лучшем случае – все это просто вымысел, а в худшем это случается с кем-то другим. И вот сейчас она стоит в двух шагах от трупа. Всамделишного и наверняка отвратительного, а ноги, вдруг ставшие ватными, лишают ее возможности уйти как можно скорее. Уйти было необходимо, уйти быстрее, пока ее еще не заметили. Вика и рада была бы поступить разумно, да только вот тело ей почему-то не повиновалось.

Немного поодаль от деловито копошащихся стражей правопорядка стояла еще одна группа людей. Двоих из них Вика узнала – это были Двуреченский и тот, насупленный, что прогнал ее вчера от ворот дома. Третий оказался гораздо моложе, но определенно принадлежал к числу гостей. Причислить его к мужьям престарелой актрисы для Вики казалось затруднительным, а никакой другой роли для него она в данный момент придумать не могла. Кстати, его она тоже узнала, хотя и не сразу. Это был не кто иной, как популярный лет десять назад певец, кажется, Окунцов его фамилия. Последние лет пять он совсем не появлялся на экране, о его концертной деятельности тоже ничего не было слышно, а в зените славы он запросто собирал стадионы, Вика даже припомнила пару строк из популярной тогда песенки. Окунцов все еще был хорош, хотя оказался гораздо ниже, чем представлялось Вике. Его длинные соломенные волосы уже начали понемногу редеть, а вместе с пышной шевелюрой пропадало и его мальчишеское обаяние. Согласитесь, лысеющий мальчик – это выглядит как-то пошло.

Все трое казались обеспокоенными, но хуже всех смотрелся политик. В отличие от вчерашнего, он был трезв, но его бесцветные глаза с тяжело набрякшими веками, выражение которых стало более осмысленным, скорее могли бы принадлежать какой-нибудь ящерице, чем представителю рода человеческого. Наиболее привлекательно в этой группе выглядел Двуреченский, подтянутый и аккуратный – однако, перехватив холодно-равнодушный взгляд режиссера, брошенный в ее сторону, Вика сразу же сменила свое мнение. Этот хлыщ сделал вид, что видит ее впервые в жизни и, более того, она совершенно не кажется ему достойной внимания.

Подобное пренебрежение неожиданно придало ей смелости. Вика быстро протопала по узкой тропинке к пруду и остановилась возле тех, кто по ее мнению представлял здесь закон. Как раз в этот момент группа мужчин на берегу расступилась и Вика неожиданно увидела совсем рядом лежащее в траве лицом вниз тело женщины в съехавшем набок платиновом парике. Ее одежда выглядела еще влажной, хотя солнце уже успело основательно обсушить ее. Без сомнения, женщина была мертва, ее раскинутые руки и вытянутые в струнку ноги имели страшный, иссиня-бледный цвет.

Вика пошатнулась и тут наконец ее заметили.

– Это еще кто? – требовательно спросил один из мужчин, сурово нахмурясь.

– Я соседка, – пролепетала Вика быстро, думая только о том, как бы ее не стошнило на этого сердитого дядьку.

– Ну и что, что соседка? Вам здесь не место. Эй, с вами все в порядке?

Какое там. Сад и деревья интенсивно закачались у Вики перед глазами, потому что в этот момент один из присутствующих, продолжая делать свою работу, перевернул тело женщины на спину и Вика отчетливо разглядела ее лицо. Ни разу до этого ей не приходилось встречаться с Гаевской, но это была не она, Вика знала точно, хотя узнать женщину было непросто. Вика в какой-то мере готова была увидеть смерть, но это было совсем другое, гораздо более страшное. С трудом устояв на ногах, Вика заставила себя отвести глаза от наполовину обглоданного, безгубого лица, на котором остался только один глаз. Кто-то, какие-то твари, основательно над ним поработали, но девушка ни на минуту не усомнилась в том, что перед ней ни кто иной, как Софья Аркадьевна, та самая, что вчера пыталась громогласно обвинить безответную Катю в воровстве.

Вика почувствовала, как у нее в животе что-то перевернулось, тошнота подкатила к горлу, а глаза застлал сизый туман. Наверное, выглядела она в ту минуту паршиво, так как дядька, который до сих пор занудно требовал от нее немедленно покинуть место происшествия, вдруг чертыхнулся и, подхватив ее под руку, оттащил в сторонку, под тень деревьев.

– Господи, как же это случилось? Что с ней? – пробормотала Вика, едва отдышавшись.

Милиционер не обязан был ей отвечать, но он почему-то ответил:

– Несчастный случай. Поскользнулась в темноте, упала, не смогла выбраться и в конце концов захлебнулась. В возрасте все же была, понимать надо.

– А как же это? – удивилась Вика, ткнув себя пальцем в живот, в то самое место, где заметила у Софьи расплывшееся кровавое пятно.

– Глазастая, – неожиданно одобрил опер. – Ты чья же будешь? Я что-то не припоминаю. Вроде, говоришь, соседка… Корнешовых, что ли? У них вроде племяшка в городе.

– Нет, я не Корнешовых. Я ничья. Я дом сняла на месяц, бабы Маруси. Знаете?

– Ах, этот. Как не знать, – протянул тот, кивая. – Ну что ж, добро пожаловать. У нас тут места славные. – Он покосился в сторону трупа и неловко прокашлялся. – Тебя как звать?