Детская площадка - Арон Борегар
Джеральдин оглядела стену из мужчины перед собой, глядя в стоящее зеркало, питаясь агонией, отражающейся от зрачков Рока.
Меланхоличный качок посмотрел на отражающее стекло, всё ещё не в силах поверить, что оно настоящее. Оно было прошлым, настоящим и будущим в одном взгляде.
Внезапно его чувства были перегружены, и в его голове снова закрались мысленные вспышки столкновения. Запах варёной плоти снова проник в его носовую полость. Звук обжигающей кожи потрескивал в его барабанных перепонках. Он чувствовал зудящие верёвки, связывающие его запястья, и жёсткость деревянного стула, к которому он был привязан. Боль в горле вспыхнула от отчаянных криков, безжалостно раздирающих его.
Глаза Рока опустились, когда он увидел красновато-фиолетовую кожу, которая пузырилась в его сторону. Вечно воспалённая ткань вздулась вверх, обесцвеченная неумолимым жаром клеймения, которое Джеральдин сделала много лет назад.
В то время Рок был просто отбросом, нежеланным и неразвитым подростком. Она была сурова и зла с ним, но он никогда не ожидал, что всё так обострится. Он и представить себе не мог, что произойдёт такое необратимое событие.
Сквозь эту старую юношескую линзу Джеральдин выглядела в его воображении немного по-другому. Её кожа стала более гладкой, а волосы стали ярче, но язык остался таким же острым, как и прежде. Словесные выпады со временем не изменились. Они оставались её самым карающим орудием, которое преследовало Рока так же неуклонно, как рука Джеральдин в тот момент, когда она прижимала его к груди раскалённым железом.
Ещё…
И ещё…
И ещё…
Рок вспомнил, как кричала Джеральдин, когда его плоть горела от палящего зноя.
- Почему ты смотрел на неё? - сказала она. - Я видела это!
Совсем недалеко от того места, где он сидел, Ванда, тогдашняя горничная, неподвижно лежала на полу. Растущие очертания гранатового ужаса заразили ковёр. Промокший пол, на котором лежала её разбитая голова, должен был стать местом последних мыслей Ванды.
Изуродованная мозговая ткань, разбросанная вокруг её искалеченной головы, была ужасным образом выжженной в Роке. Это была картина всего потенциального страха. Жестокое слияние внутренних тканей черепа, фрагментов скелета и ярости Джеральдин. Случай, который произвёл на него впечатление такой глубины, что останется на всю жизнь.
Рок вспомнил беззаботный характер единственного живого взрослого человека в комнате, невозмутимое лицо Фукса, когда он смотрел, как разворачивается безумие, небрежно сидя на диване у камина. Кровавое убийство было далеко не самым трудным из того, что видел Фукс. Для него это было похоже на очередной вечер, когда он попыхивал трубкой, наблюдая, как клейма в огне приобретают более светлый оттенок имбиря.
- Ты бы лучше посмотрел на неё сейчас, чёрт возьми! - завопила Джеральдин. - Потому что это последний раз, когда ты, блять, видишь её! Это последний раз, когда ты кого-нибудь вообще видишь!
Мрачные слова Джеральдин были не совсем точны. Рок увидит её снова, потому что ему будет поручено превратить тело Ванды в удобрение.
Её труп был здоровым.
Щедрые порции испорченной ткани позволили насекомым хорошо поесть в тот вечер. После того, как дело было сделано, Рок вгляделся в землю, пытаясь раствориться в успокаивающем шуме океанских волн. В глубине души он надеялся, что садовые насекомые никогда больше не будут так хорошо питаться.
Это был не последний раз, когда Рок слышал голодный гул промышленного измельчителя древесины. Больше мяса будет размягчено, и больше костей будет искромсано. Устройство продолжало приобретать актуальность по мере того, как его запутанные отношения с Джеральдин рушились.
Уход Ванды оставил пустоту в работе по дому, но замену ей не наняли. Ревность Джеральдин мешала новым личностям войти в круг. Вместо этого она заставила Рока взять на себя все обязанности Ванды в дополнение к тем, которые он уже выполнял.
Бредовое убеждение Джеральдин в том, что между Роком и прислугой существует сексуальный интерес, никогда не будет исправлено. Его наказание оставалось в силе постоянно, и те, кто жил в стенах поместья Борден, продолжали стремиться к полной социальной изоляции.
Рок задрожал от отвращения, вырвавшись из своего похожего на сон состояния, когда подточенные когти Джеральдин скользнули вверх по неизменяемым буквам, выжженным на его коже.
- Ты мой, помнишь? - соблазнительно прошептала она.
Обесцвеченные буквы не были идеально выровнены, но они были достаточно близки, чтобы можно было понять слово из трёх букв, выжженное в душе Рока.
Пока Рок смотрел в зеркало и читал ужасным шрифтом слово "МОЙ", по его щетинистой щеке скатилась одинокая слеза.
- И ты будешь моим навсегда, - сказала Джеральдин.
Она легла на кровать позади них и деликатно потянула Рока за руку.
Консервативное платье, которое носила Джеральдин, стало полной противоположностью, когда она выгнула свою рахитичную спину и натянула портновское платье цвета оникса на бёдра.
Глядя на его серьёзное выражение лица и постоянный ярлык, который она наложила под ним, Джеральдин только сильнее желала ощутить его язык внутри себя. Она спустила свои влажные трусики, позволив своему забродившему кабанчику выглянуть снизу. Запах был таким же безбожным, как и зрелище. Рок уставился на натянутую кожу, изобилующую морщинами. Гладкий и пенистый сок, вытекающий из её гибкого отверстия, блестел в дневном свете. Когда Джеральдин становилась сочнее, она производила свой собственный прогорклый запах, от которого Рока начинало тошнить каждый раз, когда он сталкивался с ним.
Зловонный аромат барахтался вокруг, вызывая воспоминания о многих ужасных развлечениях, в которые был вынужден ввязываться Рок. Кислый запах был просроченными молочными продуктами, испорченными морепродуктами и пахнувшей тухлой спаржей мочой. Чудовищная мелодия, которая была пещерой Джеральдин, поставила Рока на колени.
Глядя на заплесневелое мясо, Рок слышал в своей голове бред Джеральдин. Химические вещества в этих мылах и шампунях сокращают среднюю продолжительность жизни. Вот почему не нужно мыться, а нужно следить за своими натуральными маслами. Рок видел, как Джеральдин в старости становится склонной к заговорам. Она словно чувствовала приближение смерти, но её бездонное богатство могло только продлить её жизнь.
- Чего же ты ждёшь? - спросила Джеральдин.
Она оттянула ногу назад, обнажая старую дырку и анус. Игривая страсть в её голосе начала иссякать. Нетерпение - гнев - могут вернуться в любой момент.
Когда тошнотворный треск её бёдер раздался в черепе Рока, он понял, что лучше начать. Женщина возраста Джеральдин не должна была быть такой гибкой, но она заставляла Рока выполнять эту задачу с такой регулярностью, что растяжка, напоминающая йогу, стала любительской.
Он слышал её кость ясно, как церковный колокол. Чаще всего он звонил прямо перед тем, как ему предстояла его самая ужасная рутинная работа. Внутреннее беспокойство билось в его кишечнике, и он хотел, чтобы
