Детская площадка - Арон Борегар
Напряжённые образы проигрывались в её черепе, как тайный фильм.
Семилетняя Джеральдин сидела в шкафу. Кусочки жалюзи перед её носом открывали неясный, но удовлетворительный вид. Она заметила гладкую голую задницу своей матери на кровати. Это был первый раз, когда она увидела это, но далеко не в первый раз она подумала об этом. Она понятия не имела, откуда взялись эти чувства, но сколько она себя помнила, зад Милдред Борден был её ежедневной мыслью.
Это стало навязчивой идеей.
Вид задницы её матери, сидящей на лице другого мужчины, вызвал странное, тёплое, но приятное чувство внутри Джеральдин, но вместе с восторгом пришёл гнев. Джеральдин не расстроилась, что мать не оседлала отца. Она расстроилась, что это была не она.
Джеральдин редко выпадала возможность поиграть-побороться с мамой, но всякий раз, когда ей это удавалось, она всегда позволяла матери взять верх. Каждый раз она пыталась пробраться ближе к бёдрам, ближе к тому, чтобы этот толстый, сладострастный зад душил её.
Мать Джеральдин всегда осознавала неловкость, когда она возникала. Как любой логичный родитель, Милдред уклонялась от неуместных позиций. Она не была уверена, что её дочь осознаёт неуместность такой ерунды, но со временем искра подозрения в глазах Милдред только увеличилась.
Теперь, когда Джеральдин думала о своей матери, она лихорадочно скрежетала своими багровыми слизистыми дёснами. Её бешено колотящееся сердце подсказывало ей, что она нашла самую близкую к любви вещь, которую только могла создать.
Воспоминания.
Из этого шкафа в её голове сработали более важные моменты в сумасшедшей временной шкале Джеральдин.
В подростковом возрасте она случайно наткнулась на трусики в мусорном ведре. Они были там, чтобы их нашли, с приклеенной прокладкой с пятном запёкшейся крови. Месячные Милдред были слишком обильными. Джеральдин смотрела на них сверху вниз, кусая нижнюю губу. Красная ткань была так близко к красивой заднице её матери, так близко, как ей хотелось. Джеральдин не могла просто так позволить им пропадать зря, поэтому она достала ужасное нижнее бельё из ведра и поднесла его к лицу. Зарывшись в них носом - ирония - аромат копчёной рыбы заставил Джеральдин затрепетать от восторга. Она была так очарована этим запахом, что забыла стереть кровь с лица. После того знаменательного дня Милдред всегда верила, что у Джеральдин случайно пошла кровь из носа из-за спонтанного оправдания, которое она должна была придумать.
В то время как проникновение глубоко в пизду Джеральдин продолжалось, она продолжала вспоминать. Она взяла слюну и шлёпнула её между ног. Со слюной на клиторе она потёрла его, пытаясь углубить своё эротическое путешествие по переулку воспоминаний.
- Я скучаю по тебе, мама, - прошипела она, её тон граничил с демоническим.
Непристойные образы в её голове перешли от мусорки к туалету.
В её воображении она стояла в просторной ванной, соединённой непосредственно со спальней её матери. В таком величественном особняке, как дом детства Джеральдин, одной роскоши было бы достаточно, чтобы отвлечь большинство. Но бездонные деньги и роскошные условия мало чем её развлекали. Однако, роясь в вещах матери…
В то особенно суматошное утро Милдред ушла в спешке. Произошло какое-то чрезвычайное дело. Хотя Джеральдин не могла точно вспомнить, что это было за волнение, это не имело большого значения. Плавающая масса, лежавшая в горчичной воде перед Джеральдин, была всем, что ей нужно было запомнить.
Мать ушла в такой спешке, что забыла смыть воду в унитазе. Фрагмент экскрементов не был особенно большим; оказалось, что её мать была прервана и не могла закончить своё дело.
Глаза Джеральдины были прикованы к скромному движению, дрейфующему в испорченной жидкости.
Это манило её.
Несмотря на то, что это было дерьмо, оно выскользнуло между двумя небесными бёдрами, составлявшими мамин зад.
Этого нельзя было не заметить.
В то время Джеральдин едва ли когда-либо могла ощутить вкус своего увлечения, поэтому она вытащила гнилостную жидкость из унитаза и положила своё тело на пол. Когда Джеральдин сняла штаны и нижнее бельё, она уставилась на аляповатый комок с непреодолимой внутренней похотью.
Джеральдин только облизала его в самом начале, лелея каждый экспериментальный кусочек вместе с едким зловонием, которое цеплялось за него. Но её энтузиазм быстро возрастал. Горячие женские части Джеральдин содрогнулись, когда её извращённый внутренний дух сокрушительно овладел ею. Вскоре её зубы разошлись, и она вставила мокрую массу в рот почти на полдюйма.
Представив себе мать, сидящую на её лице, Джеральдин прожевала слизистую секрецию. Она представила себе, что на вкус она могла бы быть такой же, как у её матери, если бы только Джеральдин смогла в то утро наброситься на её немытый зад.
Джеральдин не проглотила его - она смаковала вкус.
Она взяла оставшийся комок отходов между пальцами и поместила его на свой умоляющий клитор, размазывая дерьмо круговыми движениями. Она никогда не кончала так сильно, как в тот день, когда она столкнулась с тем опорожнением кишечника - до тех пор, пока в последний раз она не увидела свою мать.
Поток жидкости, оставивший Джеральдин этим утром на выложенном испанской плиткой полу в ванной её матери, приблизил её к текущему оргазму. Она закрыла глаза, переживая прогорклые воспоминания до мельчайших подробностей, зная, что лучшее ещё впереди.
Извращённое слайд-шоу двигалось вперёд в голове Джеральдин. Версия Джеральдин лет сорока пяти стояла над кроватью больной матери. В такой мрачной ситуации широкая улыбка, застывшая на лице Джеральдин, определённо казалась неуместной.
Кислородная маска, прижатая ко рту Милдред, означала гибель. Она была тощей и едва могла двигаться. Говорить больше не было возможности. В её прикованном к постели состоянии казалось, что смерть нависла над ней, и в некотором смысле так и было. Но то, что помогло забрать аристократку на тот свет, Милдред никогда бы не предсказала.
Когда с Джеральдин слетели штаны и трусики, кислородная маска Милдред тоже снялась. Она изо всех сил пыталась дышать без помощи устройства, но её борьба стала гораздо более ожесточённой, когда Джеральдин плюхнулась ей на лицо с провисшей "киской".
Подражая действиям своей матери в прошлые годы, Джеральдин надавила своим злобным мясом на рот и ноздри Милдред. Маслянистый след прозрачных и не совсем белых жидкостей покрывал испуганное лицо Милдред. Ноги Джеральдины тряслись от удовольствия, которого она и представить себе не могла, а всхлипы и вздохи матери вибрировали у её половых губ и клитора.
Извращённая борьба Милдред продолжала щекотать Джеральдин до тех пор, пока вновь обретённый восторг не привёл её к вершине, прежде чем окончательно угаснуть.
Воспоминания о её матери, сосущей её клитор ради
