Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

— Акут?..

Он лежал там, снаружи, привалившись к двери. Найя села на пол, спиной прижалась к двери и стала толкать. Жерди больно резали плечи.

— Н-ну… Ещё чуть. Чуть…

Он стонал при каждом нажиме, и Найя подумала: можно покричать туда, в щель, вдруг кто услышит и придёт, оттащит его от двери. Но не стала. Уперлась в пол босыми ногами и надавила сильней. Теперь в щель можно было протиснуться. Высоко поднимая ногу, чтоб не наступить на лежащего, пролезла, царапая бока и обрывая подол тайки. Дождь тут же стал поливать горящую кожу. Найя присела на корточки, хрипло дыша и ощупывая руками Акута.

— Что ты? Тебе больно?

Не дождавшись ответа, перевалила его на бок. И ещё раз, чтоб освободить дверь. Снова склонилась над ним, пытаясь рассмотреть в прыгающем свете очага грязное лицо и согнутые плечи. Он лежал, неловко скрутившись, прижав колени к животу.

Путая слова двух миров, она потащила его в хижину. В зыбком свете было видно, как негладкие полы оставляют на смуглой коже ссадины и глубокие царапины. И Найя, не справляясь с обмякшим телом, стала толкать его, перекатывая, поближе к очагу.

— Ес-ли сломано что, извини, не могу я тащить, тяжёлый, чёрт.

И, тяжело охнув, наконец, уложила его рядом с очагом. На дрожащих ногах сходила к порогу и, сорвав скользкий толстенький гриб, вернулась, на ходу разламывая его. Снова присев, стала водить над Акутом, освещая голубым светом те места, куда не падал свет очага. Другой рукой ощупывала руки, бока, ноги, боясь найти свободно двигающиеся кости под мокрой кожей.

— Ну, что с тобой? Всё целое вроде.

Заплакала. Обломок гриба освещал её потное лицо, мешая синий свет с красными бликами огня.

— Синика! — ей больше некого было звать. Зверь муркнул и подошёл, мягко ставя лапы. Обнюхал плечи и волосы. И завыл утробно, сунувшись к той щеке, на которой лежал мастер. Попятился. Снова вернулся и опять вытянул шею, урча все громче.

— Там, да? — отодвинув мышелова, Найя подсунула руку под голову мастера и повернула её к свету очага. На виске, через спутанные волосы, просвечивала чёрная рана. Болезненно скривившись, она отдернула руку, следя, чтоб пальцы не попали в блестящее месиво, и стала поворачивать мужчину так, чтобы рана оказалась сверху. А потом села рядом, не притрагиваясь, глядя на то, что открылось глазам. Позади, то выше, то ниже, выл мышелов, не умолкая.

— Заткнись, кошак, — машинально велела, не отрывая глаз от раны, и сморщилась. В чёрном месиве мелькали белые нити, ползали, переплетались, вдруг делаясь цветными. Тогда лицо мастера становилось спокойным и мягким. А потом нити снова светлели, расплетаясь, и по скулам его, одновременно со стоном, бежала гримаса боли.

Смотреть было жутко, оторвать взгляд невозможно. Но надо сделать хоть что-то. Найя поднялась, оторвала болтавшийся край подола и, смочив его в миске с водой, собралась приложить к ране, от которой крепко пахло кровью и раздавленной зеленью.

— Ты что? — уронив тряпку, схватилась за оцарапанную Синикой руку. Тот крутился рядом, ворчал и, увидев, что Найя смотрит, отбежал ко входу. Выскочил за двери и закричал оттуда.

— Надо идти? — голос Найи упал. Но понимала, надо позвать кого-то. Вождя? Или ту толстуху, которой все кланялись, а Акут рассказал, что она лечит. Где она живет?

Снова закричал Синика, показалась в проёме круглая морда с торчащими усами.

Найя сказала мастеру:

— Я пойду. Найду того, кто знает. Ты пока лежи.

Шла следом за зверем по шатким мосткам, отламывая скользкой рукой от гриба — кусочек за кусочком. Голубой свет шевелился, и в нём шевелились силуэты деревьев, выскакивали вдруг столбики и перила, стены редких хижин, мимо которых вёл её, Синика. Там внутри все спали и хижины были слепые, без огней. А мостки уводили всё дальше, узенькие, вихлялись шатким лабиринтом среди чёрных стволов. И вдалеке мерцал теплый огонёк в маленьком одиноком доме. Огонёк подплывал всё ближе, и Найя уже видела: домик аккуратен и крепок, с ровно уложенной крышей. Мостки окружали его кольцом, и в одном месте кольцо расширялось, давая место большому дереву с поникшими ветвями, на которых висели странные плоды, похожие на детские колыбельки или огромные фасолины.

Синика торопился, свернув хвост над спиной, прямо к закрытой двери. Найя подошла за ним. Вздохнула и постучала по стенке кулаком.

Берита насторожилась и быстро отодвинула от огня в тень глиняный горшок. Сидела молча и ждала. После второго стука встала, переваливаясь, отнесла горшок в дальний угол и прикрыла ветошью.

— Боги хранят меня, — сказала громко, обернувшись к двери, и замолкла, слушая.

— Дай мне помощи, женщина, — и после паузы, — да хранят тебя Айна и Еэнн…

Брови старухи поднялись, сделав морщины на лбу чёрными в свете огня. Она шагнула ближе и взялась за сплетённый на ручке узел из стеблей.

— Это ты, белая женщина моря?

— Дай помощи. Мастер Акут, он… — за дверями послышались всхлипы и сильный удар, такой, что посыпался с притолоки сухой мусор.

Берита расплела траву, шепча заклинание. Приблизила лицо к жердям и сказала громко, касаясь губами влажного дерева:

— Назови свое имя. Целиком.

— Лада, ой, нет… Я — Вамма-Найя, несущая свет. Открой дверь, старуха!

Услышав, как прозвенели в голосе отчаяние и злость, Берита усмехнулась, но морщины на лбу не разгладились. Открыла дверь. В ровных струях дождя, прищурившись, рассмотрела Найю, увидела поодаль мышелова с завёрнутым на спину хвостом.

— Иди в мой дом, Вамма, сядь у огня и расскажи.

И выставила перед собой ладонь, увидев, что та подзывает зверя:

— Он пусть останется. У меня свой, подерутся.

— Иди, Синика. Иди домой. Сторожи Акута.

Хвост мелькнул и скрылся за завесой дождя. Найя пошла за хозяйкой, переступая дрожащими ногами.

— Сядь у огня, да хранят тебя наши боги, пусть глаза твои будут ясными и ум светлым…

— Там мастер. Он, с ним… плохо!..

— Сядь!

Найя сжала губы и села на гладкий обтёсанный камень. Положила руки на колени и стала смотреть на старуху, которая, обойдя очаг, сунула на огонь плошку с цветной влагой. Села напротив. Блики танцевали на круглых щеках, зажигали точки в маленьких глазках.

— Как живут твои сны? — старуха говорила нараспев и, помешав жидкость круглой палочкой, вытерла её о подол широкой юбки, — как идут твои дни, маленькая жена одинокого человека? Как…

Найя, поняв, что это просто ритуал, вежливая беседа, хлопнула ладонью по колену:

— Всё хорошо! Там — Акут! Иди со мной! Он…

Старуха, подняв палочку, сделала в воздухе резкий жест: