Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
«Значит, я все-таки спал, – подумал Илья рассеянно. – И буду продолжать».
Он закрыл глаза, но сразу открыл, почувствовав озноб. Температура в квартире резко упала, будто врубили на всю мощность кондиционер или спальню заполнили призраки. Но чешские законы запрещали устанавливать в старых домах кондиционеры, а призраков не существовало, или, вернее, они существовали в доме с трубками, где мрак в углах был липок, как паутина. Да, их место на почте, но не тут, в его квартире.
Илья встал, чтобы отрегулировать отопление, и никто не выпрыгнул из-за шкафа, ничьи лапы не выпростались из-под кровати; ни ткань на балконе, ни подвижная тьма в коридоре не причинили ему вреда. Живой и здоровый, Илья вернулся в постель и отдался дреме. Над изголовьем кровати, за стеной, заскрипело прерывисто: такой звук производили допотопные принтеры в почтовом отделении. Махины, вечно рвущие бумагу. Под скрежет почтовых принтеров Илья провалился в сон.
Ему приснилось, словно он на почте, почему-то ночью. Лунный свет проникает в помещение сквозь открытые жалюзи. Пол усыпан порванными резинками, красными и зелеными. Отдел Ильи безлюден, но за стеллажами раздается монотонный стук: незримые почтальоны ставят печати на конвертах и документах. Илья рассортировал корреспонденцию по полкам с номерами подъездов, окольцевал каждую стопку резинками и теперь грузит письма в тележку. Шкаф пустеет, но стоит моргнуть… отвести взгляд… и полки вновь наполняются письмами. Их сотни, тысячи, бумажные сталагмиты растут к высокому потолку. Конверты сыплются на пол.
9
У работы почтальоном были свои бонусы. Талоны на еду. Декольте секретарш и бесплатные леденцы на ресепшенах фирм. Возможность погладить выбежавшую из квартиры собачку. Вафли, которыми угощала пани Григорова, и сто крон чаевых, которые исправно выделяла из своей пенсии пани Ногинкова.
Все остальное было сплошным недостатком. Зарплата, график, нагрузки, хаос в тележке и в дополнительном рюкзаке, когда вынужден обслуживать и свой, и соседний районы, чертовы таблицы, никак не желающие сводиться к верному количеству выданной и уложенной корреспонденции, дождь, когда нет третьей руки, чтобы нести зонт. А главное, само отделение почты с его плесенью, сумерками и странноватыми обитателями.
Илья укорял себя за высокомерие, но он действительно с трудом представлял коллег вне почтамта. Они определенно не ночевали под столами. Сдав ключи от подъездов, тревожные кнопки и заполненные «уделаки», рассортировав письма на завтра, расписавшись и переодевшись «в гражданское», они шли домой. Но фантазия отказывалась рисовать Карела, ужинающего с супругой; пани Веселу, нянчащую внуков; Ленку, веселящуюся с подружками. Делающими что угодно, кроме монотонной работы. Только словачку Божедару он встретил однажды на улице, выгуливающую пса, поздоровался, но Божедара то ли не услышала, то ли сделала вид. Без униформы она выглядела еще более потерянной, чем обычно, и пес был ей под стать: старый плешивый чихуахуа.
«Я несправедлив к людям, – думал Илья. – Сам-то чем занят после работы?»
По вечерам он валялся мешком, с ноющей спиной. Поглощал безмозглые юмористические шоу: на книги и фильмы не оставалось ресурсов. Засыпал в десять и был счастлив, если, проснувшись среди ночи, обнаруживал, что спать еще целых два или три часа. Будильник вышвыривал из теплой кровати в туалет, ванную, на кухню. Илья пил крепкий кофе, выкуривал две сигареты, думал, что в это время они с Викой только ложились спать. Он бросал в пакет термос с чаем, холостяцкие сэндвичи и батончики и плелся по темному пробуждающемуся городу. Мусорщики волокли к желто-зеленым машинам баки, он думал перепрофилироваться в мусорщики, обещал себе сегодня же возобновить рассылки резюме, но вечером ни на что не хватало сил, кроме сигарет и юмористов, которые выжимали из него улыбку – как грязную воду из половой тряпки.
Он начал разговаривать с почтовыми ящиками.
– Пан Неедл… так поешь. У тебя же рядом есть пани Супова. – И все в этом духе. Или не глядя швырял к корреспонденции, не нашедшей адресата, конверт, предназначенный Гнок Дун Трэну: привык, что вьетнамцы редко подписывают ящики; поднимал глаза и видел среди криво выписанных чешских фамилий золотую табличку с выгравированной фамилией пана Гнок Дун Трэна. Тогда Илье приходилось приносить ящику извинения.
Он стал ужасно сентиментален, как-то расплакался, думая о «милой Яничке», которую никогда не видел воочию, но которой раз в два дня доставлял письма с нарисованными сердечками и растительным узором на конвертах. «Моей милой Яничке», улица и номер дома – и больше ничего, ни имени отправителя, ни обратного адреса. Посылал ли письма анонимный поклонник или постоянный партнер? Были они радостью или мукой для милой? Пропускались сквозь шредер или любовно хранились в коробках – и в сердце? У Янички не было аккаунта в социальных сетях или романтик, рисующий щемящие розы, предпочитал бумагу? А может, он сидел в тюрьме? Вдруг однажды, думал Илья, письма перестанут приходить? Романтик встретит другую, или Яничка сменит квартиру, а Илье придется лепить на конверты наклейку «Адресат неизвестен»? Письма без обратного адреса отправлялись на склад в Брно. Илья не мог вообразить размеры этого склада. Он утирал слезы и не узнавал себя. Снова после многолетнего перерыва начал сочинять стихи:
Пойдем, любимая, пойдем
Потягивать благоговейно
Сваржак, разбавленный дождем,
В тени Карлштейна.
Ему понравилось, он гордился этим четверостишьем и прочел его маме.
– Когда идет дождь, нет теней, – сказала бессердечная мама. – Ты в Карлштейн с Викой ездил, да? Это про нее? Сын, ты больной?
– Это просто лирика… – оправдывался Илья, но стихи удалил с телефона.
В пятницу в гости зашла Леся.
– Так ты, оказывается, печешь?
– Соседка угостила. Я ей душевую шторку вешал.
– Дочь фашиста?
– Да, пани Леффманова. – Илья разрезал штоллен. – Старенькая, одинокая совсем.
– Добрый ты, Саюнов. Держи за доброту. Взамен утерянному. – Леся вручила перстень с надписями на эльфийском. Он примерял, рассыпался благодарностями.
– Не за что, копейки стоит. Подойдет к твоему браслету.
Илья снял с руки забытую резинку и зло швырнул ее в мусорное ведро.
– Резюме шлешь? – сочувственно спросила Леся.
– Шлю. Отвечают: «Мы с вами свяжемся».
Они ели штоллен и жаловались друг другу на свои работы. Илья рассказал про «пипак».
– «Пипак» – это брелок такой круглый с кнопкой SOS. На случай, если почтальона ограбят или еще что. Мы его обязаны с собой носить. Он у меня месяц в кармане валялся, а тут иду, и рингтон незнакомый играет. Играет и играет. Я в следующий подъезд – а звук за мной. Долго так, пока до меня не дошло. Я
