El creador en su laberinto - Андрей Миллер
Пока мы целовались, мимо промаршировал взвод японских солдат. Им не было никакого дела до происходящего. Они уходили в джунгли, затягивая строевую песню.
***
Машина этого русского была подозрительной, но самый тщательный осмотр ничего не дал. Офицеры полиции понимали: тут наверняка какой-то подвох, но в чём именно он состоит…
— А это что?
— Переноска.
— Что?..
— Да переноска. Кошачья. Для кошки. Кошек возить.
— А почему пустая?
— Потому что кошки у меня сейчас с собой нет.
Бесполезно. Плюнули, вернули документы, отпустили. Фаранг в расстёгнутой цветастой рубашке завёл мотор и поддал газу — вскоре для патрульных его пикап превратился в точку на горизонте.
Мужчина спокойно вёл машину и напевал старую песню, которую даже в России уже мало кто помнил:
Доктор едет-едет сквозь снежную равнину,
Порошок целебный людям он везёт;
Человек и кошка порошок тот примут,
И печаль отступит, и тоска пройдёт!..
Опиум для мормонов
Соавтор — Антон Мокин
Ламанийцы враждовали с нефийцами едва ли не с тех пор, когда их общие предки покинули Иерусалим и пересекли океан. Ламанийский царь Аарон твердо вознамерился похоронить многовековую вражду вместе с последним нефийцем и деятельно исполнял задуманное, предав мечу большую часть ненавистного племени. Успехам этого скотоложца способствовал упадок, в котором Нефийская держава ныне пребывала.
Военачальник Мормон видел истоки столь бедственного положения своего народа в снедавших его внутренних распрях, корыстолюбии князей, гордыне и прочих пороках, которые куда приятнее наблюдать в других, нежели в себе. Большинство же его соплеменников винило в том неудачное стечение обстоятельств или проклятие.
Так или иначе, нефийские твердыни пали одна за другой. В этот непростой момент Мормон возглавил свой народ и отвел его к горе Кумора, где развернулась битва, шансов на победу в которой практически не было. У врага — без малого десятикратное превосходство. В активе нефийцев была лишь удобная для обороны позиция: тыл армии прикрывала гора, а фланги упирались в реки. Несмотря на столь бедственное положение, Мороний — сын Мормона, командовавший кавалерийским эскадроном, верил: его отец сегодня сотворит чудо.
Аарон вознамерился сломить врага одним решительным ударом: он сразу погнал в атаку боевых слонов. Казалось бы, ничто не устоит против мощи огромных животных, но у Мормона был заготовлен ответ. Долгие годы изучал он священные золотые пластины, доставшиеся нефийцам от более древних народов, и сумел раскрыть секрет легендарного жидкого огня.
— Приготовить огнеплюи!
Мороний всегда считал, что в мире нет ничего прекраснее нежных девятилетних девочек. Но это было до того, как он увидел горящих слонов! Как, пёс побери, восхитительно объятые пламенем твари бежали назад и топтали поганых ламанийских мечников, посланных поддержать их натиск! Верно говорил отец: боевые слоны более опасны для собственной армии, чем для вражеской. Однако лишь малая толика врагов была повержена — а запас зелья, увы, истощался.
Вновь и вновь бросал Аарон в бой своих воинов. Всадники на бирюзово-оранжевых куреломах — гордых и прекрасных зверях, похожих на смесь курицы, крокодила и Джорджа Вашингтона — врезались в ощетинившиеся копьями нефийские манипулы и откатывались назад.
Мороний одновременно и с гордостью, и со скорбью наблюдал, как погибали один за другим нефийцы. Погибали, но продолжали держать строй. Как же хотелось ему скорее броситься в бой, увлекая за собой всадников, и убивать треклятых ламанийских подонков! Курелом редкой лиловой масти будто читал мысли своего наездника: он неистово рыл лапой землю и щелкал клювом. Молодой командир не сомневался, что отец выберет для контратаки наилучший момент, но как же мучительно было ожидание…
Наконец Мормон обратился к сыну.
— Пришло твое время. Поднимай всадников и перейди реку в том месте, что я тебе показывал. Нужно обогнуть ламанийцев и прорубиться через аароновых гвардейцев к царскому штандарту. Не промахнешься: эта хреновина так сверкает золотом, что слепой узрит. Отправь венценосную собаку к праотцам! Это наш единственный шанс, сын.
— Я не подведу, отец!
К сожалению, самый пафосный момент оказался испорчен — и вовсе не усилиями врага или малодушием людей под началом Морония. Просто картина великой битвы у горы Кумора вдруг поплыла перед глазами: словно краски, которыми она была написана, растеклись.
Через шум битвы начали прорываться обычные звуки оживлённой городской улицы. Голоса: английский язык с типичным для Нью-Йорка многообразием акцентов. В удушающую жару былой эпохи ворвался холодный воздух американской зимы, несущий неприятные портовые запахи. Поганая реальность 1824 года от Рождества Христова, который имел так мало общего с далёким славным прошлым.
Джозеф Смит-младший понял: ему всё это лишь видится. Правда, не совсем во сне.
***
Джозеф окончательно пришёл в себя. Перед глазами было уже не чистое небо у подножия древней горы, а грязный потолок квартиры. Из приоткрытого окна задувал ветер, от которого юноша успел порядком замёрзнуть. По улице цокали копыта лошадей, уличный продавец газет громко излагал последние новости:
— Переговоры по землям к северу от Малаккского пролива заходят в тупик! Будет ли новая война между Англией и Нидерландами?
Англия, Нидерланды и уж тем более — Малаккский пролив, были очень далеки отсюда. Но в этом городе так много бывших англичан и бывших голландцев…
— Мы не шлюпка в британском кильватере! Доктрина президента Монро встречает широкую общественную поддержку!
Отпустило…
Джозеф не любил Нью-Йорк: его образованная, но небогатая и невезучая семья перебралась сюда в силу нужды. Вместе с американской мечтой упустила она и Господа, хотя оставалась более-менее верующей: Смиты не посещали ни одну из
