Эрика Свайлер - Книга домыслов

Вода унесла лавчонки портных и кузницы. Мельница лежала в руинах. Здание суда развалилось, оставив после себя устремляющиеся в небо колонны, сложенные из кирпичей. Деревья, подобно мертвецки пьяным людям, валялись на холмах и вдоль берега реки. В неглубоких лужах были заметны оспины кирпичей. Там виднелась вывеска, сорванная с таверны Мейсона, а тут из жидкой грязи выглядывала погребенная в ней детская деревянная лошадка-качалка. Все было покрыто толстым слоем красноватого ила. Тот тут, то там среди обломков виднелись те же самые странные твари, которых им уже довелось видеть на реке. Паучьи лапы были безжизненно подняты к небу, колючие хвосты торчали из грязи, словно пики. Хотя океан находился далеко на востоке, в воздухе пахло морской солью.

Шарлотт исчез с лица земли. Таверна Кука осталась единственным неповрежденным зданием во всем городе.

Миссис Тигхе вцепилась пальцами в свой передник.

– А мой сын…

Посудомойка обняла и похлопала ее по плечу.

– Тише, Луиза. Он, может, еще вернется.

Миссис Тигхе, подняв голову, еще раз оглядела руины. Она искала своего сына. Взгляд ее упал на лежащий у остатков несущей стены предмет. Это оказалась филигранной работы металлическая вязь флюгера, еще недавно украшавшего крышу дома доктора. Ничтожно малую надежду вытеснил страх.

– Вы его убили, – произнесла женщина. – Вы убили его с тем же хладнокровием, с каким сейчас стоите передо мной. Никогда я не видела людей, над которыми нависает столь сильное проклятие. Это ты принесла беду! – Миссис Тигхе повернулась лицом к Эвангелине. – Ты, приехав сюда, сказала, что ведаешь будущее, то, что ведомо только Господу Богу, а потом разлеглась на кровати, отдав наш город на растерзание наводнению. Ты лишила меня сына! – закричала она и повернулась к Амосу. – Ты дьявол! Забирай ее и ребенка. Убирайтесь отсюда, а то я найду всех, кто выжил, и они вас перестреляют. Убирайтесь!

Эвангелина прижала к себе Бесс.

На окраине того, что некогда было Шарлоттом, стояли размокшие, но вполне исправные фургоны. Утонули лама и свинья, а вот до лошадей, оставленных на вершине холма близ Шуге-Крик, вода не добралась. Циркачи собирались в большой спешке. Пибоди говорил, что расстояние и время исцелят их души от перенесенных несчастий, вот только особой уверенности в его тоне не было. Прежде чем солнце достигло своей высшей точки на небосводе, караван двинулся в путь.

– Едем на север, – заявил Пибоди. – Лично я сыт по горло Югом. Филадельфия… Нас ждет Филадельфия.

Эвангелина знала, что его слова – пустое. Смотря на разруху повсюду, на странное умиротворение на лице новорожденной, она понимала, что миссис Тигхе права. Никогда на свете не было двух настолько проклятых созданий.

Глава 27

23–24 июля

Мы бежали под дождем, держась поближе к стене библиотеки. Голубое охранное освещение делало нас плоскими, словно на фотографии, вытравливая из нашей внешности всякое подобие жизни. Дойл – чернила и кожа. Энола – кожа и кости и голодный взгляд. После того как мы вышли из машины, она мне и слова не сказала. Ключ Алисы, вставленный в замок, повернулся с приятным слуху щелчком. Сирена завыла в тот же миг, как открылась дверь. Я набрал на кнопочной панели цифровой код. Мои пальцы делали это с той же непринужденностью, с какой держали ручку либо переворачивали страницу. В воздухе пахло бумагой и пылью, а еще здесь витал присущий лишь Грейнджеру уникальный запах разложения и ветхости. Я пошел к выключателям.

– Не волнуйся, мужик. Я справлюсь, – заявил Дойл.

Он подошел к столу выдачи литературы и положил руку на настольную лампу. Одна за другой, издавая характерное шипение и мигая, начали зажигаться лампы дневного света, заливая все вокруг холодным зеленоватым светом. Зрелище было жутковатым, но Дойл, когда закончил, лишь тряхнул руками с таким видом, словно это для него обычное дело, все равно что надеть на ноги туфли.

Энола шла впереди. Она заметно дрожала.

– Маленькая Птичка! – позвал ее Дойл.

Она показала ему средний палец и устремилась наверх, направляясь к китобойному архиву. Дойл решил было последовать за ней, но я схватил парня за локоть:

– Не надо. Пусть себе идет.

Энола может сердиться на кого-нибудь несколько дней подряд. Однажды она отказалась со мной разговаривать после того, как я привез к нам домой Лизу Тамсен после конца смены в «Памп Хауз». Она кричала, что от Лизы воняет старым прогорклым маслом. Понадобилось семь дней тишины и терпения, чтобы Энола призналась, что сестра Лизы подбросила ей в шкафчик в школе препарированных саранчу и кузнечиков из биологической лаборатории. Сестра смотрела на меня так, словно я с самого начала знал, что натворил. Я понимал, в чем была вина Дойла.

– Что ты о нас знаешь? – спросил я его.

– Довольно много, как я уже сказал.

Пожав плечами, Дойл огляделся, ища, куда бы присесть. Усевшись в секции периодической литературы в одно из кресел для отдыха, парень положил ноги на другое кресло.

– Мой приятель собирал цирковые байки. Он любил их рассказывать, особенно о всяких там несчастных случаях. Готов поспорить, ты не знал, что в Теннесси однажды линчевали слона.

Нет, я не знал. Ветер принялся стучать в окна. Замигал свет.

– Так вот, тот цирковой слон убил человека – то ли затоптал, то ли задушил. Я уже не помню. Город постановил казнить слона, но только никто не знал, как это сделать лучше. В конце концов решили повесить его на подъемном кране… Приятель рассказывал о крушениях на железной дороге, о пожарах, о людях, которые сломали себе шею, упав с каната или трапеции. Иногда мне казалось, что ему просто хочется увидеть, как я сам себя убью электрическим током. Я ему сказал, что в основе моего дара лежит другой принцип.

Объяснять, что это за принцип, Дойл не стал.

– Мы тогда были где-то под Атлантой. Стояла жуткая жара. Мы весь день ставили шатры. Помню, я сказал что-то вроде: «А неплохо бы иметь бак-ловушку». Тогда приятель начал травить байки о русалках. Он рассказал о том, что время от времени в цирках появляются девушки, которые могут невероятно долго не дышать под водой и плавают так, словно они полурыбы. Они появлялись в цирках с незапамятных времен. Все девушки происходят из одной семьи. Внешне они очень похожи друг на друга: черные волосы и такие худые, что кажется, их легко можно переломить пополам. Они без труда находят себе работу, потому что всегда приносят большой доход, независимо от того, где и как выступают. Люди просто с ума сходят, потому что они делают то, что, в принципе, невозможно.

Он посмотрел на меня. Невозможное встретилось с невозможным.