Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
– Не скажи. Вот у древних греков, например есть описания титанов с сотней рук.
– Где ты откапываешь это все?
– Да что где. Древнегреческие материалы везде в свободном доступе. Информацию о Ренфру найти сложнее. В основном пользуюсь сайтом Blackguide.com.
– Это который заблокировал твой компьютер?
– Я же говорил, дело не в нем, а в порнушке, которую ты смотрел.
– Очень смешно.
Нил сбавил шаг. Впереди тропинку пересекала другая, круто спускавшаяся справа. Когда он ступил на нее, Джим окликнул его:
– Эй!
– Я почти уверен, что она приведет нас к началу тропы, – сказал ему Нил.
«Не такой уж он и большой, этот заповедник. Уверен, пойди я напрямую, в конце концов вышел бы на боковую улочку». Какой бы обескураживающей ни казалась перспектива еще более крутого подъема, неизбежная размолвка из-за того, что он не последовал за Нилом, подтолкнула его к новой тропе. Едва Джим ступил на нее, в глазах потемнело и возникло ощущение, будто что-то огромное, нависшее над ним, как волна, только твердая, вот-вот обрушится на него. Он хотел закричать, но язык словно замерз во рту, сердце колотилось, как у скаковой лошади, споткнувшейся на середине дистанции.
Где-то совсем рядом раздался старческий голос:
– Что? Что с тобой?
Голос, выплевывавший слова, дрожал от едва сдерживаемой ярости.
«Что здесь делает отец Нила?» – мелькнула у Джима мысль, он попытался заговорить:
– Мистер Маршалл…
– С чего это ты называешь меня Маршаллом? Я прекрасно знаю, кто я. И пока еще нахожусь в здравом уме.
Вопросы, взвихренные этой вспышкой, улеглись и затихли, едва зрение Джима прояснилось, явив ему физиономию Нила в нескольких дюймах от его лица. Искаженное гневом, его выражение казалось почти пародийным: широко раскрытые глаза сверкают из-под опущенных бровей, верхняя губа, изогнувшись, обнажила зубы, подбородок выдвинут вперед. Но помимо всего прочего, это было лицо мужчины лет семидесяти. Густые волосы и кустистые брови Нила выбелила седина, в то время как его кожа выглядела дряблой, обвисшей складками на черепе. Взгляд казался свирепым, однако расфокусированным, как будто ему никак не удавалось определить причину-источник своей ярости.
«Альцгеймер, – подумал Джим. – До потери памяти, перепадов настроения, это было первым симптомом, словно говорившим нам, что нас ждет».
– Что случилось? – спросил Нил. – Сердце? Снова приступ? – сопровождавшие слова эмоции соскальзывали в панику.
– Да все со мной хорошо, – ответил Джим. – Просто померещилось… – «Как? Как мне назвать то, что со мной происходит? (А кстати, что, черт возьми происходит со мной? Что за припадки?)» – Знаешь, будто сон наяву, яркий такой – на самом деле это, скорее всего, воспоминание об одном из наших прошлых приездов сюда.
– Неужели? До или после того, как ты трахнул Роуз?
– Я не…
– Да-да, ты уже говорил это и продолжаешь твердить одно и то же.
– А ты не поверил мне и продолжаешь не верить, так?
– Я сам не знаю, чему я верю. Я ведь тот, чей мозг разрушается, помнишь?
– Он не разрушается… – начал Джим и умолк.
Выражаясь технически, мозг Нила не разрушался, но можно было и похуже описать то, что происходило с его личностью, с совокупностью воспоминаний и точек зрения, из которых «состоял» Нил. А тот тем временем уже повернулся к нему спиной и пошел по тропинке. Болезнь, возможно, и разрушала его разум, но жизненная сила пока оставалась неизменной. Джим прибавил шагу, стараясь не отставать.
Нил сказал:
– А ты помнишь, чем закончилась история о Ренфру?
– Ты о книге или о предании?
– А они отличаются?
– В моей книге все заканчивается тем, что Ренфру входит в пещеру в Уэмиссе в поисках пути к Кладбищу Древних богов. Томаса, своего ученика, он оставляет за главного до своего возвращения, которому не суждено произойти ни в течение долгой-долгой жизни Томаса, ни в течение жизни всех мужчин и женщин, которые придут ему на смену. Однако, говорится в книге, это не значит, что однажды старый волшебник не выйдет из той пещеры, щурясь на свет, и не пустится в долгий обратный путь к своему дому.
– А на самом деле все было не так.
– Значит, тебя все же интересует легенда. Все заканчивается тем, что к Ренфру в башню приходит группа вооруженных ковенантеров [59], чтобы арестовать его по обвинению в колдовстве. Прибыв, однако, в башню, они обнаружили, что она пуста и в ней как будто никто не жил десятилетиями, а то и дольше.
– И это тоже не так.
– Я не… Существует предание, своего рода послесловие к легенде: если следовать определенным путем через лес вокруг замка Ренфру – и в случае совпадения определенных условий, расположение звезд и тому подобного; не исключаю даже, что среди условий каким-то образом фигурирует и солнечное затмение, – тогда вам явится Ренфру собственной персоной и предложит научить вас тому, что знал сам – передать свои знания. Ты это надеялся услышать?
– Именно, – ответил Нил.
Джим подождал, не добавит ли что-то еще Нил, и, когда этого не последовало, спросил:
– А почему ты спрашиваешь?
– Спрашиваю – о чем?
– О пути Ренфру.
– И что именно?
– Ты только что просил меня рассказать тебе об этом.
– Просил… – Нил пожал плечами. – Не помню.
Злиться не имело смысла: хотя кратковременная память Нила поддерживалась лекарствами, все же она была далека от совершенства. Джим проговорил:
– Знаешь, о чем я подумал?
– Сколько тебе еще ждать, прежде сможешь отдать меня в дом престарелых?
– Что? Я же говорил тебе, что не собираюсь отдавать тебя в дом престарелых.
– Это ты сейчас так говоришь.
– Это именно то, что я сказал и что продолжаю повторять с тех пор, как тебе поставили диагноз.
В кои-то веки он надеялся, что молчание, которым было встречено его заверение, означало, что тема их дискуссии просочилась сквозь сито ближайших воспоминаний Нила. Молчание, казалось, подразумевало, что так оно и есть, – еще одно мгновение, застрявшее в налете, покрывающим нейроны, и он сказал:
– Надеюсь, у вас с Роуз хватит совести дождаться, пока все мои вещи вывезут, до ее переезда к тебе.
– Нил…
– Было бы даже здорово, если бы ты дождался, пока я не окажусь в могиле, но, думаю, смогу продержаться какое-то время, ведь ты сам, конечно же, не молодеешь. Впрочем, как и она, хотя ей не так много лет как нам с тобой, верно? Вдруг ей захочется соблюсти приличия, а тебе – нет, а, Джим?
– Извини, но когда ты так настроен, разговаривать с тобой я не могу.
Нил удлинил шаг, поднимаясь по тропке в гору. Джим приотстал. Лучше
