Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган
* * *
Пэт поставил будильник на три часа ночи, но тот не понадобился. Родителям он сказал, что идет спать; закрыл глаза и притворился, будто уснул, лишь бы брат наконец угомонился и перестал донимать его вопросами. Сон, разумеется, не шел, чего и следовало ожидать. В голове крутились мысли о сегодняшних событиях и их последствиях. Родители, брат с сестрами и кузина вернулись из магазина и обнаружили в доме настоящий хаос. Пэт валялся в коридоре, рядом лежало разбитое серебряное зеркало матери, из волос торчали осколки стекла, на правой руке зияла глубокая рана, а ноги были исцарапаны до крови. Все остальные зеркала в доме тоже оказались разбиты. Лиз со своими вещами пропала.
Мать, увидев Патрика, закричала, сестры с кузиной расплакались, отец ринулся к нему, велев Дэвису вызвать скорую, а сам встал на колени посреди груды осколков и спросил, что случилось.
Пэт выдал заготовленную версию. Он читал в гостиной. Услышал дикий грохот. Вышел и увидел, как Лиз ручкой маминого зеркала разбивает все стекла подряд: и в их комнате, и в спальне сестер, и в ванной… Он хотел успокоить ее, просил остановиться, но она будто сошла с ума. Вопила, что за ней следят изнутри, что ее выследили даже на другом конце света… Пэт подошел к ней, а она схватила осколок и резанула его по руке. Тогда он понял, что дело плохо. Хотел убежать, но Лиз ударила его по затылку, а потом все стало как в тумане. Она вытащила его в коридор. Кажется, хлопнула входная дверь. Он не знает, сколько времени прошло с тех пор и как быстро вернулись родные.
За вечер Пэт повторил эту историю несколько раз: и помощнику шерифа, который прибыл на вызов, и врачам, приехавшим сразу после него, и подоспевшим вскоре полицейским. Ужасно хотелось добавить новых деталей, приукрасить свою версию событий, которую он придумал перед тем, как разбить о голову мамино зеркало. Нет, он не представляет, куда ушла Лиз. Нет, он не слышал, чтобы она кому-нибудь звонила. Нет, машины, кажется, не приезжали, но он не уверен. Полицейские вели себя очень вежливо и постоянно извинялись, что мучают его вопросами. Пэт твердил, что все понимает и Лиз надо найти, пока она еще кого-то не поранила. Он много плакал, сотрясаясь от рыданий. Родители, полицейские, врачи гладили его по спине и успокаивали, мол, все хорошо, самое страшное позади. Он не мог говорить о том, что видел по ту сторону зеркала: ни о черных жгутах, выбивавшихся из зарослей света, ни о шипе, пронзившем его руку. Не мог говорить о том, что показал ему Олд Глайкит, и как макушка Лизы лежала на зеркале, а от нее медленно растекалась кровь. Он мог только плакать – больше ничего не оставалось.
В конце концов полицейские уехали, пообещав поговорить с ним завтра, когда он успокоится. Пэт кивнул. Он не боялся, что Лиз найдут, – от нее ничего не осталось.
Все ее вещи он пошвырял в зеркало; удочки и приманки полетели туда же. Когда Пэт увидел, как стремительно тонет Дэнгард Эйс, в груди неожиданно кольнуло. Зеркало еще пару мгновений показывало другое пространство, затем картинка размазалась и сменилась изображением потолка над головой. Пэт левой рукой проверил его на прочность, потом перевернул и ударил ногой по заднику. Потом, не испугавшись семи лет несчастий, вихрем пронесся по дому и перебил все зеркала, какие только сумел найти, последнее расколотив о собственную голову. Теперь, когда Олд Глайкиту известно, где он живет, кто знает: вдруг его приспешники сумеют проникнуть сквозь отражение? Лучше не рисковать.
И все же в любой комнате есть стеклянные и стальные поверхности, уничтожить которые не получится. Что-то, возможно, удастся закрыть: например, замазать грязью подвальные окошки. Они маленькие и расположены очень низко, родители редко обращают на них внимание… Но прежде всего надо заняться рукой.
Вскоре после того как врач промыл и перевязал рану, она начала зудеть, причем весьма ощутимо, отвлекая от разговора с полицейскими и не давая покоя весь вечер. Кроме зуда заметно давило за глазами, на виски – особенно если вспоминать картинки, которые показал ему Олд Глайкит: щетинистую планету и умирающую звезду, словно эти образы распухали в мозгу. Возможно, Олд Глайкит оставил в нем частицу себя – эдакую защиту от предательства. Надо снять повязку и осмотреть руку, но перед этим лучше дождаться, когда родные уснут.
Наконец все легли спать. Пэт дотянулся до часов, выключил будильник и вылез из-под одеяла. Дэвис тихонько сопел в постели. Пэт подкрался к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Из родительской спальни звучал размеренный отцовский храп. В комнате сестер было тихо. Из гостиной, где спала Кэрол (а раньше – еще и Лиз), не доносилось ни звука. Медленно ступая по половицам, которые очень громко скрипели, Пэт пересек коридор и направился в кухню. К счастью, отец забыл выключить свет над столешницей. Линолеум под ногами мягко пружинил. Пэт подошел к столу возле раковины, где из подставки для приборов торчали рукоятки пяти ножей разной формы и назначения. Он вытащил их по очереди, выбрав тот, что подлиннее и поострее, которым отец нарезал тонкими ломтиками мясо. Захватив его с собой, ушел в ванную. Запер дверь, положил нож на край раковины и открыл аптечку. Пинцет лежал на нижней полке, флакончик с антисептиком – на средней. Пэт достал их. В шкафчике нашел марлевые салфетки и рулон пластыря. Из аптечки с верхней полки взял маникюрные ножницы. Разрезал бинты на руке. Кинул в раковину. Сменил ножницы на пинцет и одну за другой снял марлевые салфетки, которые закрывали порез. На самой верхней проступили ржавые пятнышки, с каждым слоем становившиеся больше и краснее. Последний кусочек марли прилип к ране намертво, и когда Пэт отодрал его, по щекам заструился пот. С трудом проглотив стоны, он резко выдохнул пару раз. Кажется, можно считать себя молодцом.
Врач, перевязавший рану, сказал, что ему повезло: стекло не задело сухожилий и не повредило кость. Глядя на красную полость, из которой сочились кровь и лимфа, Пэт себя везунчиком не считал. Он поднес руку к глазам и прищурился, разглядывая рану. Так и есть. Он сразу увидел в самой глубине пореза темное пятнышко. Оно было совсем крохотным, не больше занозы вроде тех, которые он постоянно цеплял с перил на заднем крыльце. Обломок щетинился колючками, будто морской еж. Те, что подлиннее, уже впились в
