Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Можно было не беспокоиться. Накренившись вправо, воздушный шар опускался, и из порезов, сделанных Коулманом, капала темная жидкость. Густая, как патока, она ударялась о мраморные плиты с влажными шлепками. Со сдавленным криком Данн кинулся к стойке с холодным оружием. Коулман пронзил второй шар, сделал шаг вперед и полоснул клинком по оболочке третьего. К тому моменту, когда он услышал за спиной топот туфель Данна, Коулман уже проделал вентиляционное отверстие в четвертом изобретении этого человека. Клинок его рапиры покрывала жидкость, наполнявшая воздушные шары, она растекалась по полу растущими лужами, вонявшими гнилью. Казалось невероятным, чтобы такое вещество могло каким-то образом поднять шары в воздух, и все же…
Коулман повернулся, описав рапирой широкую дугу, поймал удар Данна и отбил его клинок в сторону. Данн мгновенно оправился, рассек воздух крестом перед собой. Вместо того, чтобы парировать удар, Коулман отступил на несколько шагов. Данн физически был значительно сильнее и выбрал себе оружием тяжелую кавалерийскую саблю; Коулман не слишком высоко оценивал свои шансы на победу в этом поединке. Если бы ему удалось отвлечь Данна от Изабель, которая помогла Кэлу подняться из-за стола и поддерживала мужа, пока тот, прихрамывая, брел к двери библиотеки, то Коулман счел бы свои действия успешными.
По правде говоря, его удивила ярость, с которой Данн набросился на него. Несомненно, воздушные шары стоили ему немалых затрат времени и сил. Но лицо Данна побагровело, выпученные глаза полыхали яростью. Коулман почти не сомневался: предоставь он Данну такую возможность, его хозяин, не задумываясь, воспользовался бы смертоносной силой своей сабли. Движения Данна казались гротескными, едва ли не пародийными, как движения человека, чьи представления о владении саблей были подсмотрены на театральной сцене; тем не менее, попади один из его взмахов в цель, результаты окажутся вполне реальными.
Данн оттеснил его к краю стола. Пара воздушных шаров сдрейфовала к Коулману, зависла справа от него, ближе к простору дубовой столешницы (на которой, как он успел заметить, были вырезаны ряд за рядом те же символы, что и на бумажной поверхности шаров). Вспарывать оба этих шара необходимости не было, однако трудно было отрицать глубокий прилив удовольствия, сопровождавший это действие. В ответ на очередное оскорбление своего детища Данн зарычал и бросился в атаку. Коулман присел, избежав удара в голову, и нанес укол Данну в верхнюю часть правой руки, возле плеча. Данн вскрикнул и отступил на шаг.
Дверь библиотеки захлопнулась за Изабель и Кэлом. Коулман сомневался, что Кэл протянет хотя бы час, не говоря уже об остатке ночи, но по крайней мере он проведет их рядом с женой, a не распростертым на столе в компании шарлатана и его бумажных игрушек. Коулман опустил рапиру. Учащенно дыша, он проговорил:
– Ну, полно. Желания миссис Эрншоу исполнены. А наши с вами вопросы мы теперь сможем решить более цивилизованными способами. Приношу извинения за разрушение ваших творений. Готов выплатить вам справедливую компенсацию…
– Чертов идиот! – выпалил Данн. Он прижимал левую руку к ране, которую нанес ему Коулман; пальцы блестели алым. Он указал саблей на воздушные шары, подвергшиеся вандализму со стороны Коулмана. – Вы думаете, это произведения искусства? Это клетки.
– Опять метафоры? – Коулман посмотрел в другой конец комнаты. Шары, которые он проткнул, полусдувшиеся, прилегли на полу, окруженные расползающимися лужами зловонного «ихора» [50]. Те, которые он рассек, свисали со стола, выливая на пол свое содержимое. Сквозь прорезанные в оболочках отверстия ему удалось разглядеть нечто – пеструю поверхность, разорванную его клинком, которая и являлась источником вязкой жидкости. Этот слой пронизывали дополнительные отверстия ромбовидной формы размерами от мелкой монеты до ладони. Каждое из отверстий, открывалось и закрывалось, пребывая в движении, до отвращения знакомым. Поначалу Коулман ошалело смотрел на них, прежде чем к нему пришло понимание: в отверстиях он узнал – рты. На мгновение ему почудилось, будто комната вокруг него невероятным образом накренилась. Он поднес левую руку ко лбу:
– Боже мой…
Внезапно Данн прыгнул вперед и нанес Коулману удар в грудь. Клинок сверкнул белой молнией. На мгновение Коулмана будто вышвырнуло из тела в беспросветное пространство. Когда он очнулся – он стоял на коленях, а Данн ораторствовал:
– …правда. Завеса между мирами здесь тоньше. При должной подготовке жителей иного мира можно переманить на эту сторону, пленить и заставить работать. Их физические возможности ограничены, но что же до колоссальных знаний, которые они могут предложить… Однако они весьма прожорливы, к тому же им требуется специализированная диета. Человеческие ощущения и чувства поддерживают их: чем интенсивнее, тем вкуснее «еда». Например, боль они находят особенным угощением. Муки умирающего сделают их счастливыми и послушными на несколько дней.
– Ваши… услуги… – Коулман задыхался. Каждый вздох обжигал грудь белым пламенем.
– Некоторые из моих клиентов без сомнения получили удовольствие и утешение от времени, проведенного со мной, – сказал Данн. – Здесь от них определенно было больше пользы, чем в любое другое время их жизни. Очень жаль, – продолжил он, – я надеялся, что вам, художнику, станет понятна работа, которой я здесь занимаюсь. В мои намерения вовсе не входило, чтобы ваше пребывание закончилось таким вот образом. Но раз уж так вышло и вы лишили моих друзей трапезы… – Данн осмотрел шары на краю стола и пару у его подножия. Повреждения шаров, находившихся поближе, оказались не столь серьезными. Действительно, пока Данн говорил, они приблизились к нему. Сквозь прорехи в бумажных клетках Коулман мог видеть множество ртов, глотающих воздух, напомнивших ему голодных рыб у поверхности пруда. Данн договорил: – Ваша попытка проявить галантность стоила мне больше, чем вы можете себе представить.
Рубашка и брюки Коулмана были теплыми, липкими и потяжелевшими от крови, опустошающей его тело. Библиотека вдруг побелела, почти до прозрачности, затем вновь обрела очертания.
– Как, – проговорил он. – Как… джент… джентльмен… Хотел бы я знать, если… если вы…
– Да вы, должно быть, шутите… – сказал Данн, тем не менее, склоняясь над Коулманом.
Крепко, насколько хватило сил, сжав рукоять, Коулман полоснул по лицу Данна. При этом он почувствовал, будто внутри его самого что-то оборвалось, и из раны на груди хлынул поток крови. Он выпустил рапиру и упал рядом с ним.
Тонкий пронзительный крик вырвался из горла Данна. Клинок Коулмана прошелся острием по его глазам, щеки
