Ричард Кнаак - Король серых

Но королю эльфов, похоже, не было до этого дела. Он видел перед собой лишь тщедушную фигурку смертного, который осмелился пойти наперекор ему.

— Проводите короля в апартаменты, достойные его титула.

Словно из-под земли появились два воина и схватили Джеремию под руки. Пока они боролись с ним, Титания присоединилась к своему супругу. Потом она подошла к Джеремии и пальцем нежно провела по его щеке. От нее исходил аромат полевых цветов.

Она покачала головой и сокрушенно поцокала языком.

— Ах, Джеремия Тодтманн, не стоило вести себя так скверно. Твое пребывание здесь, у нас, могло оказаться таким приятным. Теперь оно будет мучительным. — Титания улыбнулась и снисходительно потрепала его по щеке. — Впрочем, не бойся, Оберон не убьет тебя. Этого я никогда ему не позволю.

— Оставим игры, моя дорогая, — произнес король эльфов. — Его Величеству пора удалиться.

— Ах да, конечно, — пробормотала сиятельная госпожа. Затем она вскинула голову и смерила несчастного узника надменным взглядом. — Знаешь, ты очень удачлив.

Джеремия не мог выдавить из себя ни слова.

— О да, очень удачлив, — повторила королева Титания. — Вообрази, что было бы, выпади ты за пределы страны эльфов! Ты мог бы столкнуться с вороном или с Аросом! — Она повернулась — взлетели шелковые, усыпанные бриллиантами юбки — и закончила: — Меня охватывает дрожь при одной мысли о том, что мог бы сделать с тобой ворон! По крайней мере, здесь он тебя не достанет.

Джеремия все еще не оправился от изумления, когда стражники потащили его прочь.

XIII

Ворон летел в пограничной зоне, между миром реальности и миром теней, и решимость довести до конца последний эксперимент делала его непривычно молчаливым. Вообще-то ворон любил поболтать, и не только потому, что любил звук своего голоса, но и потому, что немногие — помимо Ароса — отваживались на то, чтобы хотя бы перекинуться с ним парой слов. Впрочем, ему было плевать. Черную птицу вполне устраивало собственное августейшее общество.

Линия, отделявшая реальность от мира грез, стерлась. Появился силуэт Чикаго, настоящего Чикаго, не подозревавшего о вторжении ворона. С минуту он, словно бросая вызов всему живому, парил над городом. Он прибыл сюда и останется здесь столько, сколько потребуется. Конечно, закончив эксперимент, он исчезнет, но это будет его выбор.

Затем он опустился между высотными домами, наводя панику на голубей, и наконец увидел свою цель. Он чуть изменил курс и камнем устремился к земле.

Кошка пробиралась между мусорными бачками, стоявшими на заднем дворе здания, в котором располагался один из элитных ресторанов. Однако внимание ее привлек совсем не отвергнутый кем-то недоеденный бифштекс. Нет, кошка была истинным охотником, а бифштексом лакомились как раз ее потенциальные жертвы. Жирные крысы, обленившиеся от обилия еды, были подходящей дичью для черно-коричневого хищника. Кошка ела ровно столько, сколько было необходимо для удовлетворения аппетита. Кошка знала, к чему приводит чревоугодие. В этих каменных джунглях шанс остаться в живых имел лишь тот, кто обладал хорошей реакцией и постоянно держал ухо востро.

Именно эти качества и нужны были черной птице для эксперимента.

Крылатая фурия обрушилась на кошку, когда та подстерегала особенно жирную крысу. Ворон уже готов был вонзить когти в кошачью спину, но кошка, которая на своем веку участвовала не в одной драке, вовремя извернулась и встретила его ударом лапы. Ворон захлопал крыльями и отлетел в сторону.

Кошка с шипением выгнула спину и еще раз ударила наглую птицу. Время от времени кошке случалось закусить какой-нибудь птахой — обычно это были зазевавшиеся голуби. Иногда на глаза ей попадались и более крупные птицы, но они, как правило, парили высоко в небе, а эта явно не принадлежала к их числу.

— Любопытство сгубило кошку! — ерническим тоном прокаркал ворон, хотя и понимал, что та едва ли способна оценить его остроумие.

Он снова набросился на четвероногую тварь.

Какой бы необыкновенной реакцией та ни обладала, ей было трудно тягаться со стремительной, как молния, птицей. Кошачьи лапы мелькали в воздухе. Иногда казалось, что удар ее достиг цели и сейчас полетят перья, но ворон каким-то чудом успевал увернуться. И наоборот, птичьи когти то и дело терзали кошачью плоть, оставляя красные отметины на ее черно-бурой шерсти. Вскоре это была уже не драка, а избиение. Кошка, наконец в полной мере осознав нависшую над ее жизнью опасность, попыталась ретироваться, но ворон, глумливо похохатывая, не давал ей покинуть поле боя.

Задняя дверь ресторана распахнулась и во двор выскочили двое мужчин в поварской форме, вооруженные палками, чтобы положить конец кошачьему концерту, который они ожидали застать на улице. То, что предстало их взорам, заставило их опешить.

Ворон восседал на безжизненно обмякшей тушке своей жертвы и хохотал. Затем вонзил когти в еще оставшийся открытым кошачий глаз, из которого фонтаном ударила кровь. Наконец пернатый хищник заметил двух мужчин и, недовольно покосившись в их сторону, взмыл в небо. Оттуда он окинул взглядом поле боя: один из мужчин, задрав голову, провожал его изумленным взглядом; второй тыкал пальцем в обагренное кровью тело побежденной.

Он убил! Этого было довольно! Он наконец разрушил барьер!

— Скажут тоже, девять жизней!

Пришло время смертному исполнить свою роль. Пришло время ворону исполнить свою судьбу.

Он убил! Он все еще ощущал дурманящий вкус крови. Насколько слаще самому иметь возможность забрать чужую жизнь и использовать то, что осталось, как поступил бы с человеком, которого убил. И какое блаженство ожидает его, когда его грандиозный план будет доведен до конца!

Ворон открыл дорогу в мир теней и, накаркивая себе под клюв веселый мотивчик, исчез.

— Джеремия?

Несостоявшийся король Серых открыл глаза и постарался привыкнуть к тусклому освещению. Руки у него саднили. Инстинктивно он хотел потянуться вперед, но руки его были задраны над головой и скованы цепями.

— Джеремия?

Голос был до боли знакомый…

— Каллистра?

— Джеремия! — Она вышла из тени, точно такая же, какой он видел ее в последний раз. Высокая и прекрасная, чародейка крепко обняла его, заставив испытать наслаждение и боль одновременно — боль, потому что она с такой страстью привлекла его к себе, что едва не оторвала руки.

— Мне жаль, что так все получилось, Джеремия, — прошептала она. — Они сделали тебе очень больно?

— Нет… просто оставили здесь висеть.